Книги

Памятники Византийской литературы IX-XV веков

22
18
20
22
24
26
28
30

Сочинения четвертой группы дошли до нас в хорошем состоянии: это поэма, написания гекзаметрами, «События догомеровского, гомеровского и послегомеровского времени» (всего 1676 стихов), драматическое стихотворение, по теме близкое к «Драматию» Аплухира (хор, музы и мудрец прославляют жизнь ученого человека), стихи на смерть императора Мануила (умер в 1180 г.), в которых чувствуется повышенный трагический пафос; и то и другое стихотворения написаны ямбами. Поэма «События догомеровского, гомеровского и послегомеровского времени» интересна новым, свойственным только византийцу взглядом на роль философа и ритора в обществе, своеобразной, чисто христианской интерпретацией и даже в какой–то мере изменением древнегреческого мифа о Парисе. Во многих частях поэмы, например, при рассказе о смерти Ахилла и Поликсены, покончившей с собой на могиле Ахилла, при описании взятия Трои, чувствуется сильное влияние не древних, а более поздних античных авторов — Трифиодора, Квинта Смирнского, Дик- тиса и даже византийца Иоанна Малалы.

СОБЫТИЯ ДОГОМЕРОВСКОГО ВРЕМЕНИ[381]

(ст. 1–75 и 210–245) Муза, о бедствии страшном войны жестокой троянской Всем расскажи, Каллиопа[382], в тех песнях, что сложены нами, Все расскажи от первых до самых последних событий. Прежде всего, как Приам породил троянцам погибель — Сына злосчастья, Париса, виновника битвы, о коем Мало поведал Гомер — мудрец, прославленный всеми. Муза, скажи и о дивно прекрасной гречанке Елене, Далее, как Александр привез ее в Трою из Спарты. После о всех кораблях расскажи и о плаваньи греков! Гнев Пелида воспой и гибель многих ахейцев, Смерть Сарпедона, Патрокла и Гектора горькую участь. Спой мне о деве, мужу подобной, — о Пенфесилее. Спой о сыне Зари, расскажи о войсках эфиопов. Муза, поведай потом о плачевной судьбе Эакида, Об Еврипиле скажи, о юном сыне Пелида, О предсказаньях Гелена, о том, кто убил Александра; О сокрушителе града — коне деревянном Эпея, Как превратил он в руины стены высокие Трои. Все мне поведай, Зевса дитя, благородная муза! В прежнее время от войн не однажды Троя страдала. Духом отважный Геракл покорил ее силой своею, Матери скифов пошли на нее с копьем заостренным, Дочери бога войны, амазонки, с изогнутым луком. Только когда перестали в сражениях грозных отряды Кровь проливать, нападая с оружьем один на другого, Жители Трои вздохнули от войн ненавистных, жестоких И занялись обработкой земли, наслаждайся миром. Это пришлось не по нраву прядущим медные нити: Мойры опять замышляли троянцам страшные беды. Дни их спокойно текли и миром они наслаждались, Но до поры, пока не явился Парис злополучный. Мойры суровые так повернули свои веретена, Что задрожала земля, содрогнулись и небо, и море, Что покорились судьбе и богини, и боги Олимпа: Зевс и Apec, и Феб–Аполлон, и сияющий Фенонт, И Афродита, Гермес, Артемида, прекрасная ликом; Прочих двенадцать богов, и трижды десять и восемь[383]. С той поры начались несчастья и беды троянцев, Как от Приама–царя зачала младенца Гекуба. Прежде всего царица встревожилась сном мимолетным: Снилось же ей, что она родила пылающий факел; Город сгорел от него и все окрестности Трои. А прорицатели так толковали это виденье: «Мальчика носишь ты в чреве, Гекуба, троянцев погибель». Верно они предрекли: прорицание их оправдалось. Сын появился на свет у Гекубы, дитя роковое; Мальчик Парисом был назван, о, лучше б ему не родиться! Страх Приама объял, лишь узнал о рождении сына. Царь направил свой шаг к алтарю оракула Солнца: Был там жрец Аполлон, прорицатель правдивый и мудрый. В храме священном Солнца, свой свет дарящего смертным, Так он Приаму сказал, умудренный пророческим даром: «Царь троянцев, внемли, что Феб, мой владыка, вещает: Через Париса, тобою недавно рожденного сына, Город наш Трою Apec, мужей погубитель, разрушит, Если сын твой, Парис, достигнет тридцатилетья». Выслушав это, Приам, могучий владыка троянцев, Сына решил воспитать на далекой окраине царства; Город Парий он там заложил для сына Париса[384]. В нем и вырос Парис, возмужал, обучился наукам, Знанье которых прилично сынам царей родовитых[385]. Ритором став, сочинил он немало всяких рассказов: Будто бы сам он судил Афродиту, Палладу и Геру, Выше Паллады и Геры богиню страсти поставив. Я полагаю, что лучше не ритором стать бы Парису, А мудрецом; он тогда описал бы рожденье вселенной[386]. Прежде всего, как сначала Хаос с Эребом царили, Как появились Пелей и Фетида — суша и море, Гера, богиня огня, и богиня эфира — Афина[387]. Вместе с ними была и любовь — Афродита златая. В мир Эрида–Вражда забросила яблоко распрей. Все же ее победила богиня любви Афродита. Эта богиня и ныне вселенной всею владеет. Так родился рассказ о распре богинь и о свадьбе. Сын Приама, Парис, сочинил его в Парии–граде. ……………………………………… Двинулись в путь аргивяне, суда свои к Трое направив: Им прорицание было дано драконом с платана. Вестницей грозной войны троянцам Ирида явилась, Несколько раз в небесах блистая дугой многоцветной; Знаменье это иль бурю, иль близость боев предвещает, Блеску небесных светил подобно оно и кометам. Слыша врагов приближенье, троянцы поставили стражей, Но лишь увидели флот аргивян, плывущий по морю, Строй боевой сомкнули они близ кургана Мирины, Ярким сверкая оружьем, спустились на берег песчаный; Высадке ставя препону, построили войско рядами И завязали сраженье, напрасно борясь с предсказаньем; Долго бы длилось оно, если б первым на берег не спрыгнул Протесилай — был лицом он прекрасен, отважен и мощен, Ростом высок, белокур и кудряв, с белоснежною кожей; Храбрый, ловкий и статный, меж всех блистал он красою. Был моложе его Антилох лишь в стане аргивском. Он молодую жену Лаодамию дома оставил; Брачным нарядом своим пришлось ей гордиться недолго, Был лишь короткий ей срок для радости дан и для счастья. Весть до нее донеслась, что с ладьи своей на берег спрыгнув, Пал красавец–супруг от руки враждебной троянца — То ли Евфорба, Ахата иль Гектора–мужеубийцы. Свадебным пышным убором она главу увенчала И с загоревшимся взглядом пронзила оружием печень, В бездну сошла и свершила с Аидом печальную свадьбу. Так для красавца–супруга жила, за супруга погибла. Я восхваляю с любовью ее и пред ней преклоняюсь, как пред Эвадной, Алкестой и храброй Антиопеей, пред Теано и Эноной, и пред Лукрецией гордой, и перед верной женой Абрадата, прекрасной Панфеей, и перед Порцией смелой, супругою доблестной Брута[388]. Все они верной любовью стяжали великую славу, Ложе свое от позора храня, не поддавшись влеченьям. Жены иные теперь — бесстыдные; в похоти жадной Федрам подобны они, Филономам и злым Сфенебоям[389].

СОБЫТИЯ ГОМЕРОВСКОГО ВРЕМЕНИ

(ст. 289–407) К мрачному Кроносу Ночь удалиться еще не успела, — Раннего утра Заря, дочь Зевса, блеснула на кровлях. Гелиос славный в сияньи лучей из–за моря поднялся; Силою гордый своей, всем блаженным бессмертным светил он, Пир окончив в чертогах морских Посейдона–владыки. Радость, веселье объяло богов, увидевших Солнце. Тотчас проснулся Приам, из смертных самый несчастный; С пыльной земли поднялся, где сморил его сон ненадолго, Слезы когда проливал он о Гекторе, гордости Трои. Молвил Приам, что отправится к мужу, убившему сына: Старца седого душа преисполнилась смелой отвагой Голову Гектора либо отнять у мужеубийцы, Либо погибель найти себе от руки Эакида. Трои сыны удерживать в городе стали Приама; Только увидев в небе орла, летящего справа, Двинуться в путь разрешили; впрягли они мулов в повозку И положили в нее за голову Гектора выкуп: Много нарядных уборов и золота десять талантов. Вот и засовы с троянских ворот городских они сняли. С воплем вперед устремился народ, обгоняя Приама. После того, как толпа ко рву приблизилась с криком, Тотчас же силой Приам оттеснил ее к башням троянским; Только Идея оставил себе, погонщика мулов. С думой тяжелой Приам, обессиленный телом и духом, Прахом посыпав главу в знак страданья и скорби глубокой, Пешим шел по тропе, убиваясь тоской безысходной. Царская дочь Поликсена, прекрасная, славная видом, Путь, совершала с отцом, держась за правую руку. Следом за девушкой шла Андромаха, льющая слезы; Двое малюток ее за рукав ухватили, рыдая: Астианакт, Лаодам, рождены от Гектора оба. Так, наконец, добрались до шатров и палаток ахейцев. Стали аргивян они умолять, припадая к стопам их, Пусть Эакид согласится принять за Гектора выкуп. Старцы–цари порешили созвать самых знатных ахейцев; Всех, кто прибыл из Трои, ввели в палатку Пелида. Только он их увидал, распростертых у ног и рыдавших, Жалостью сжалось в груди железное сердце Ахилла. Не поднимаясь с земли, обратился Приам к нему первым: «О могучий Пелид! Укроти гневный дух свой великий! Или побойся небесных богов: всех и все они видят! Старость мою пощади, над моими сединами сжалься! О, пожалей старика, из смертных я самый несчастный! Лучше возьми и убей пятьдесят сыновей моих храбрых, Мне они меньше милы, чем славный божественный Гектор! Слезно молю — прими за мертвого Гектора выкуп! Сына нежные члены не брось на съеденье собакам. В руки мне тело отдай, привезу его в Трою оплакать». Так говорил Эакиду Приам, потомок Дардана. После него жена конеборца, стяжавшего славу, Громкий стон испустив, рыдая, безудержно плача, Голову низко склонив и лицо красивое спрятав, К мужеубийце с мольбой обратилась и так говорила Злому, жестокому мужу, рыданьями речь прерывая: «Великодушный Ахилл, по облику схожий с богами! Деток–сироток моих пожалей и меня, о, владыка! Славой троянцев был их отец, тобою сраженный. Сжалься, молю, надо мной, горемычной из женщин, которой Воля небесных богов судила печаль и страданья! Громкие стоны мои и рыданья потомки услышат. Но, так страдая, зачем говорю тебе это, владыка? Сжалься, молю, надо мной, хоть я тебе враг ненавистный! Гектора тело отдай, его опущу я в гробницу! Братьев моих семерых ты убил и отца дорогого, Но с них доспехов не снял, а земле их предал с оружьем, Выкупа даже не взяв, проявил геройскую доблесть. Вот и сейчас покажи ее нам, предводитель ахейцев! Гектора тело отдай его детям, дары приносящим, Чтобы в земле погребли и курган огромный воздвигли, — Памятник доблестной славы твоей потомкам оставив». Так говорила с мольбой благородная дочь Этиона. Гектора дети прекрасные, славные плакали горько, Видя, как слезы мольбы у милой их матери льются: Вспомнили дети отца, услыхав его славное имя. Слезы ручьями текли из очей детей малолетних; Жесткое сердце и ум Эакида они покорили. Глядя на них, пожалел он несчастных и гнев укротил свой: Слезы детей родовитых смягчили жестокого мужа. Щеки его то краснели, то белыми вдруг становились. Слезы же он затаил: глаза оставались сухими. Так ведь бывает порой, что на солнце, светящее в небе, Тучи нежданно найдут из нижнего слоя эфира, Мраком покроют густым и погасят сиянье светила: Бледный виднеется лик сквозь гремящие темные тучи; Льются потоки дождя на железно–твердую землю. Ветра же сильный порыв усмиряет вдруг ливень бурлящий. Видимо, было таким бледно–желтым и сердце Ахилла. С лилией схожие очи его смотрели сурово. Душу терзала печаль — печаль о судьбе Гекторидов. Все–таки слезы, готовые хлынуть из глаз Эакида, Сдержаны были усилием воли и разумом мужа:

Поцелуй Иуды. Фреска XI в.

Монастырь c в . Дионисия на Афоне , основанный, в 963 г.

Их незаметно таил в глубине очей своих ясных. А Поликсена, в хитон одетая мягкий, сказала, Стройные ноги свои скрывая в складках одежды: «Сжалься над нами, Ахилл, и нрав усмири свой жестокий! Старца помилуй, отца моего, убитого горем! Царь он, а жалостно так к стопам твоим припадает. О, пожалей его дрожащие старые члены! Гектора, славного сына Приама, отдай нам за выкуп. Выкуп возьми за него и меня в придачу рабыней: Буду в шатрах у тебя с другими служанками вместе». Кротко промолвила так Поликсена с печалью на сердце. Жалко их стало Ахиллу, и за руку взял он Приама; Старца усаживать стал, тихонько плача при этом. Долго его утешал, уговаривал яства отведать; И согласился Приам против воли принять угощенье. Вот вкруг широких столов понесли всевозможные яства. В это время Ахилл из шатра стремительно вышел, Злато с повозки он снял, серебро — за Гектора выкуп; Все остальное отдал Поликсене, — пусть в Трою увозит, Память храня о помолвке своей с великим Ахиллом: Не было даже мысли в уме, что до свадьбы погибнет Сам он, а деву меч поразит на его же могиле[390]. Все завершив и Гектора тело взвалив на повозку, «Сколько же дней нам в бой не вступать?» — вопросил он Приама: Гектора чтобы оплакать смогли безопасно троянцы. Старца услышав ответ и дав ему обещанья, Быстро в палатку к себе возвратился Ахилл несравненный. Путники, громко стеная, направились к городу Трое.

СОБЫТИЯ ПОСЛЕГОМЕРОВСКОГО ВРЕМЕНИ

(ст. 361–467) Вот что про внешний облик царей троянских узнаешь, А заодно и про то, каким был Троил–конеборец. Дивен видом Приам: высокого роста, плечистый, Брови срослись над носом орлиным, глаза голубые; Рыжие кудри густые, а взгляд и быстрый, и зоркий. Внешность приятна Гекубы: темно–смуглая кожа, Нос прямой; горда, но спокойна; возраст преклонный. Средних лет Андромаха: быстра, подвижна, изящна, Очи большие, лицо сияет улыбкою нежной. Вот и Кассандра: ростом мала, но мужеподобна, Кожа белей молока, широко раскрытые очи; С полной грудью и маленькой ножкой; тиха и спокойна. Брат Кассандры, Гелен, — высокий, сложен прекрасно; Белая кожа, светловолосый, с густой бородою; Длинный нос, худощав, чуть сутулый, но многих быстрее. Юностью свежей расцвел Деифоб: с бородкою пышной, Смуглый, курносый, широколобый, собою красивый. Вот и Эней — невысокий, но полный, с могучею грудью; Голубоглаз, лысоват, лицо широкое бледно. Строен, высок Антенор: молочно–белая кожа, Синие очи, с горбинкою нос, золотистые кудри[391]. Ростом высок был Троил — ловкий, стремительный, смуглый. С носом прямым, густою бородкой, длинноволосый. Был он Ахиллом убит у вод текучих Скамандра. После того, как бранная участь постигла Троила, Смерть подступала все ближе к Ахиллу, сыну Пелея: Сватаясь, жил он последние дни — с согласья Приама. К царскому дому Приама нередко Ахилл богоравный Путь направлял для свиданья с невестой своей, Поликсеной; В жены ее обещали отдать, чтобы бой прекратил он. Но, Аполлону обряд возлиянья свершая однажды Близко от Тимбры[392], троянцы послали к Ахиллу Идея, Чтобы позвать его в храм; Пелид послушался тотчас И без доспехов, нагим, вошел в преддверие храма. Крепко его Деифоб в объятья схватил, как родного; Сын же злосчастья, Парис, свой нож вонзил в Эакида. Пал столь славный герой, сражен своим неразумьем[393]. В яму так падает лев, привлеченный криком козленка, Если его обмануть удается охотникам хитрым. Так же могучий пал исполин, не предвидя обмана. Тотчас убийцы в страхе помчались в город из храма. Их увидал Одиссей, спешащих к городу быстро. Молвил такое он слово Аяксу и сыну Тидея[394]: «Вы, храбрецы из героев, дети родителей славных! К Тимбре скорей поспешим и взглянем на страшное дело: Мнится, погублен Пелид вблизи от Фебова храма! Это свершилось уже, троянцы спасаются бегством». Так сказал Одиссей, и помчались в беге все трое. Только у храма города Тимбры они оказались, Там и нашли лежащим во прахе героя Ахилла. Был у порога смерти Пелид, прерывалось дыханье. Их увидав, зарыдал он и молвил последнее слово: «Плачу не столько о смертном конце, о, милые други, И не о юности нежной моей, не о мужестве славном; Плачу, скорблю я не столько об этом, милые други: Всех ведь судьба одна ожидает — смертная участь; Много, много умерших людей и старых, и юных; Больно мне то, что убит я мужем ничтожным — Парисом. Вы же рядом с Патроклом меня, с Антилохом отважным В урну златую матери милой мой прах положите, В самый красивый наряд обрядив, когда Мойра похитит: Пусть даже мертвым с друзьями своими я не расстанусь». Так промолвив, могучий свой дух из груди испустил он. Труп на плечи взвалив, Аякс, обливаясь слезами, Нес его в лагерь ахейцев, троянцы же шли за ним следом: Мертвое тело отнять у Аякса им очень хотелось. В лагерь труп он принес, возложил на смертное ложе, Вместе со всеми вождями ахейцев одел и украсил. Есть и другие рассказы: аргивянам труп не давали Жители Трои, пока не вернули за Гектора выкуп. Вот обрядив и блестяще украсив тело Ахилла, Славные греки на смертном одре его выносили; Все аргивяне строем фаланги[395], красуясь оружьем, Пешие шли, и каждый из них обливался слезами. Музы печальную песнь исполняли на флейтах, кифарах Звуком протяжным. А тело на смертном покоилось ложе В блеске оружия; все остальное несли на носилках. Около смертного ложа ахейцев цари выступали; Кони воинов шли пред царями правильным строем; Следом, близко от них, Эакида двигались кони, Все украшенья попоны под шеей срезаны были. На колеснице Ахилла урну везли золотую: Прах покоился в ней Антилоха и друга Патрокла. Вот и Пелида в нее положить хотели ахейцы. С той и с другой стороны, с головой непокрытою, в черном Шли мирмидонов отряды; главы́ их посыпаны пеплом. Женщины, взятые в плен — среди них было много троянок, Вслед за носилками шли; Гипподамия, иль Брисеида, Громко рыдала, хотя и была его пленной рабыней. Так они шли: наконец, костер погребальный пред ними; На середину его возложили героя Ахилла. Тотчас дщери Нерея морские громадные волны С моря нагнали, и рокот раздался в пучине бескрайной. Ужас объял героев ахейских, увидевших это, И разбежались они, кто куда, не думая долго; Чудилось им, что старец морской, Посейдон темнокудрый, С грохотом вывел на землю коней и свою колесницу. Нестор удерживал греков, мешал всеобщему бегству. Дщери Нереевы вместе с Фетидой поднявшись к Сигею[396], Мертвого горько оплакав, в пучину опять опустились. Были они героиды[397], — и все же их одеянье Запах божественно–нежный дивных богинь испускало. После того, как жестокий огонь уничтожил Пелида, Лучшие греки на мысе Сигея прах положили Вместе с прахом Патрокла и Антилоха–героя В урну златую, а сверху курган насыпали там же, Где могильную насыпь Патроклу раньше воздвигли.

«Книга Синтипы»

(XII в.)

Так озаглавлен сборник рассказов фольклорного происхождения, внешне объединенных следующим сюжетом: царский сын, научившись разным наукам от философа Синтипы, возвращается к отцу, чтобы показать свои знания, но должен молчать семь дней из–за неблагоприятного положения звезд, которое обещало ему беду. Жена царя пытается соблазнить юношу, но терпит неудачу, тогда она возводит вину на пасынка. Царь хочет казнить сына. Но семь советников царя, стремясь предотвратить несправедливую казнь, приходят к царю по очереди в течение семи дней и рассказывают случаи женского коварства и вероломства. После рассказов каждого советника царь отменяет приказ о казни, но это служит причиной для рассказов защищающей себя жены царя, и после них приказ о казни снова вступает в силу. Накануне седьмого дня, когда ожидается рассказ «самого мудрого» советника, жена царя признает себя побежденной и пытается броситься в костер. Через семь дней юноша получает возможность рассказать отцу истинное положение дел. Затем отец, желая узнать, чему выучился сын, задает юноше различные вопросы, главным образом этическо–философского характера. Юноша отвечает в стиле афористической народной мудрости. Таким образом, в «Книге Синтипы» собраны 20 новелл, 14 из которых рассказаны советниками, 6 — женой царя. Каждая из них композиционно закончена. Содержание их разнообразно, местами встречаются фривольности и грубая эротика; есть несколько басен, использующих образы животного царства. Основой «Книги Синтипы» послужила индийская повесть о семи мудрецах, и некоторые новеллы или их сюжетные прообразы сохранились до настоящего времени в «Панчатантре». И само имя «Синтипа» — один из фонетических вариантов имени «Синдбад». Из Индии история семи мудрецов распространилась по всему восточному миру: ее переводы (или точнее обработки) появились в Персии, Аравии, Сирии. Сирийский перевод послужил оригиналом для предлагаемой здесь греческой версии, по времени распространения, видимо, синхронной «Варлааму и Иоасафу», которая стала посредником между Востоком и Западом в передаче этого материала.

В Европе рассказы из «Книги Синтипы» проникли, в средневековый сборник «Деяния римлян», в «Декамерон» Боккаччо, в староиспанскую, германские и славянские литературы. В Россию повесть о семи мудрецах пришла из Польши лишь в конце XVI в.

Наиболее интересная и индивидуальная черта греческой обработки «Синтипы» — сочетание восточных и христианских мотивов, из которых вторые особенно заметны в беседе царя с сыном.

КНИГА ФИЛОСОФА СИНТИПЫ[398]

I. ВСТУПЛЕНИЕ

Некогда жил царь по имени Кир. Было у него семь жен, а детей не было. Поэтому, страстно желая иметь детей, он горячо молился о даровании ему потомства. И вот после долгих молитв об этом рождается у него сын. Мальчик рос и отлично во всем преуспевал, развиваясь по мере роста, как деревцо, за которым хорошо ухаживают.

Как только вышел царевич из младенческого возраста, отец отдал его в ученье, чтобы усвоил он премудрые науки. Проучился он три года и ничего не усвоил.

Не зная, что делать, царь сказал: «Если бы и много лет еще пробыл мой сын у этого учителя, ничему он все равно у него не выучится. Отдам–ка я его философу Синтипе, потому что слышал я, что он человек очень ученый и разумом своим всех превосходит».

Так царь сказал и сейчас же послал за Синтипой.

«Как по–твоему, философ, — сказал он, — нужно воспитать моего сына и сколько времени понадобится для этого?»

«Я готов, царь, — ответил Синтипа, — взять твоего сына на шесть месяцев и никак не больше, обучить его, воспитать и сделать из него такого мудреца, что мудрее твоего сына никого другого и сыскать невозможно будет. А если по истечении этого срока я не представлю тебе твоего сына таковым, пусть лишусь я жизни, царь, и все благосостояние мое да будет во власти твоего величества. Невозможно себе представить, чтобы такая большая, цветущая страна, главное богатство которой заключается в ее царе, где живут люди, преисполненные разума и отваги, не имела мудрого мужа, не владеющего в совершенстве хотя бы врачебным искусством. Ведь если в такой стране пользуется славой человек иных качеств, то и вообще незачем кому то ни было заниматься этим искусством. Знаю я, что цари сердцем своим огню палящему подобны, потому и следует находиться им среди философов, чтобы никого из подданных не казнили они незаслуженно, когда сердце их кипит гневом. Так вот, царь, если я верну тебе твоего сына совершенным философом, как об этом я заявляю, то пусть и твое величество благосклонно пожалует мне, если я чего–нибудь потребую».

Царь ответил философу:

«Что же бы это было такое? Скажи мне, и если это в моей власти, обещаю тебе немедленно сделать. Если же невозможного потребуешь, не смогу неисполнимое исполнить».