– Она не особенно посвящает меня в свои дела. – Томас как будто решил подать заявку на конкурс «Преуменьшение года». – Поэтому… по возможности… в общем… приглядите за ней.

Руш застыл в нерешительности, не желая давать Томасу обещаний, которые ему не удастся сдержать.

– Остался всего один день, – уклончиво ответил он и вышел.

Бакстер пришла в себя в объятиях Томаса. К ногам прижималась холодная плитка, и она тут же ощутила свой шрам на бедре, даже не глядя на него. Ее брюки комом валялись в углу, но пропитанная потом рубашка все еще была на ней. Закутавшись вместе с Эмили в банное полотенце, Томас сидел в узком неудобном проеме между унитазом и стеной.

– Черт, – прошептала она, злясь на себя.

Она отстранилась от него, медленно встала, пошатнулась, приноравливаясь к вертикальному положению, и осторожно спустилась вниз.

Нарядная елка мигала огоньками – единственный источник света и тепла в темном доме. Бакстер прошла по комнате, опустилась перед елкой на пол и стала смотреть, как перенимают друг у друга эстафету цветные лампочки. Просидев так, будто под гипнозом, несколько минут, она заметила ангелочка, взиравшего на нее с верхушки. У нее в голове незваным гостем вновь зазвучал голос Леннокс, прошептав «утешительные» слова: «Богу просто понадобился еще один ангел».

Бакстер встала, сняла хрупкую игрушку и швырнула ее на диван. Почувствовав себя лучше, она принялась разгребать груду подарков, к которой сама она ничего не добавила.

Раньше она обожала Рождество, но в последние годы все празднование для нее свелось к просмотру пяти праздничных фильмов и, порой, возможности испортить ужин тем, кто имел неосторожность ее пригласить, – если удавалось вовремя уйти с работы.

Она потянулась к пульту, включила телевизор и уменьшила громкость так, что из динамиков исходил лишь невнятный гул. Ее необъяснимо обрадовал приуроченный к празднику повтор сериала «Фрейзер», и, не в состоянии стереть с лица улыбку, она стала раскладывать подарки на три кучки. Большинство, конечно же, предназначались ей, кое-что досталось Эхо, а вот Томаса оставалось только пожалеть.

Эмили взяла в руки непонятную упаковку странной формы и прочла прикрепленный к ней ярлычок:

Заинтригованная, подогреваемая радостным волнением на праздновании этого персонального мини-Рождества, а кроме того, чувствуя необходимость прикинуть цену, чтобы купить в ответ подходящий подарок, она разорвала оберточную бумагу и обнаружила пингвина в оранжевой шапочке – ту самую игрушку, которая ее восхитила в доме Руша… и когда-то принадлежала его дочери.

Эмили уставилась на птицу с дурацкой физиономией. Она никак не могла поверить, что Руш захотел преподнести ей в дар столь важную для него вещь. Но было и более сильное чувство – тягостная тревога, подозрение, что он решил, будто ему самому эта игрушка больше не понадобится, что какое бы испытание ни было ему уготовано, он не надеется выйти из него живым.

Бакстер положила Фрэнки на колени и придвинула к себе пакет с подарками от Эдмундса и Тиа. Заглянула внутрь и увидела на самом верху неподписанный белый конверт.

Она о нем совершенно забыла.

Эмили взяла его в руки, держа прямо над Фрэнки, и стала вспоминать – как необоснованно подозревала Руша и как раздражалась на Эдмундса, лучшего друга, когда он уговаривал прекратить незаконную слежку за финансами Томаса. Представила Томаса в банном полотенце – по всей видимости, он всю ночь проторчал в ванной, хлопоча вокруг нее.

И осознала, что сама мысль о ее неуклюжем бойфренде вызывает у нее улыбку. Она разорвала конверт на несколько частей, бросила их в кучу смятой оберточной бумаги и продолжила разбирать подарки.