– Комиссар?

– Нет–нет, – Паша отодвинулся еще дальше, хоть сокамерник так и лежал ничком.

– Шкода.

Дверь сарая открылась без скрипа. На пороге стоял юнкер в сопровождении двух солдат.

– Надумала, сучка?

Паша опешил. Юнкер тоже, при этом покраснев по уши. Один из солдат заулыбался, второй деловито пнул сокамерника. Тот, по–прежнему, не поднимая головы, также спокойно продолжал разговор.

– Не хочется девкой умирать, правда?

На этот раз сокамерник получил гораздо сильнее, по селезенке. Или печени? Что у человека слева?

Юнкер соизволила обратить внимание на бывшего студента.

– Я ничего и никого не знаю, – даже не соврал Паша.

– Как жаль, что мой дядя не может выполнять свои обязанности. Он умеет развязывать языки.

– Уже сдох от гангрены? – напомнил о себе сокамерник.

– Не дождешься! – пискнула юнкер.

– Дождусь. Видела, как от гангрены подыхают? Быстро. К вечеру протянет ноги.

– Ты будешь подыхать медленно, мразь махновская, очень медленно.

Сокамерник рассмеялся.

– Очередная анархическая гнида, – заметил юнкер, – студентик–нигилист, который

хочет изменить мир.

– Сборище идиотов, – Паша понимал, что его будут бить. Ногами. Или прикладами. Но шансов выжить у него уже не было.

Оказывается, искры из глаз летят – это не метафора, это еще и больно. По почкам–то зачем? А еще погоны нацепили! Дальнейшее Паша чувствовать перестал, потому что второй раз в жизни отключился.