«Не вздумай,» – пригрозила ему пальцем Катя. – «Я попробую еще. Только не мешайте, мне нужно сосредоточиться.»
Над следующим мандарином девушка колдовала с четверть часа. И на вид с ним все было в порядке, вот только был он слишком идеальным, словно театральный реквизит: – ни вмятинки, ни пятнышка, пупырышки ровным строем, будто солдаты на плацу. На деле кожура оказалась плотной, словно брезент, а мякоть тянулась за пальцами, как растаявшая карамелька.
«А, черт,» – выругалась взмокшая от усилий Катя, зашвырнула неудачный эксперимент в воду (куда чуть раньше последовал и первый) и вновь уселась на берегу. Голова уже пухла от того, сколько нюансов следовало держать в ней одновременно. «Нет, не так. Я снова делаю все не так,» – как альпинист в полном тумане Катя нащупывала свой путь. – «Не надо думать обо всем с усилием, нужно просто вообразить. Легко и просто. Вообразить.» Девушка выдохнула и закрыла глаза. Некоторое время спустя тяжелый оранжевый мячик материализовался и удобно лег в ладонь. Катя придирчиво осмотрела свое новое творение: немного неровный, с зеленоватыми вкраплениями, чуть недозрелый на её вкус. Девушка вонзила в макушку мандарина ноготь указательного пальца и потянула кожицу. Та отошла нехотя, с усилием, замохнатились потянувшиеся следом белые прожилки. К тому моменту, когда Катя разломила очищенный мандарин пополам, вокруг, затаив дыхание, сгрудились все.
«Вы когда-нибудь ели что-нибудь придуманное?» – нерешительно рассматривая дольки, лежащие в ладони, спросила она. Присевший напротив на колени Андрей отрицательно покачал головой.
«Ща,» – Никита схватил с ее ладони половинку мандарина и, отскочив на несколько шагов в сторону, словно нашкодивший кот, торопливо запихнул дольки в рот и заработал челюстями. Никто и ахнуть не успел, как он уже заглотил добычу и блаженно улыбнулся: «Блин, как вкусно!»
«Ну ты и кретин!» – резюмировал Эдуард Петрович. – «Ладно. Теперь уже ничего не поделаешь. Будем ждать результата.» Надо заметить, что, хотя выдержки и хватило почти на сутки, еще ничего поселенцы не ждали с таким нетерпением. Балбес оказался чрезвычайно везучим человеком, просто счастливчиком. Дважды за последнее время попробовав потенциально смертельно опасную еду он ничуть не пострадал. Засохшую за сутки половинку мандаринки (совсем, как сделала бы настоящая) кое-как поделили на всех и торжественно съели, смакуя каждую капельку сока.
«Да, вот это вещь!» – выразил всеобщее восхищение Андрей.
«Катюша, Вы теперь как Газпром – национальное достояние.»
Похищение.
К искреннему огорчению Ивана Петровича Вовчик исчез из лагеря вскоре после возвращения. Исчез по-английски, не прощаясь. Похоже, тяготы бытия без самогона все-таки были чрезмерны для алкаша со стажем. Парамошка затерялся еще где-то на середине пути. Конечно, все были страшно благодарны ему за спасение, как бывает благодарна антилопа бешеному слону, растоптавшему преследовавшего её гепарда. Но нет никаких гарантий, что следом слон не затопчет и антилопу. Поэтому сильно не переживали. Да и привыкли все к тому, что индеец появляется и исчезает, когда ему вздумается и в своем дикарстве делает, что пожелает.
Еще никогда Эдуарду Петровичу так сильно не мешало его плохое зрение. Погибшие при крушении маршрутки очки сейчас были бы как нельзя кстати. Катя ушла купаться на другой берег озера, как можно дальше от поселения, а он, словно прыщавый подросток не мог себя заставить не поглядывать при каждом удобном (и не очень) случае в ту сторону. Какого черта, в самом то деле? Что он, голых женщин не видел? Этого добра сейчас повсюду навалом и порнушку смотреть не надо. Достаточно рекламных щитов вдоль дорог. И неважно, что они рекламируют: пластиковые окна, пылесосы или квартиры в новостройках, – везде голые зады и двусмысленные (а местам и просто похабные) надписи. Женское тело давно перестало быть волнующе-запретным, превратившись в кусок мяса на потеху публике. Однако, Катино тело Эдуарда волновало, и даже очень. Воспоминания о беременной Ирочке исчезли где-то в туманной дали безвозвратно, словно её и не было.
Устроившись под сливой, он вроде как от нечего делать объяснял Руслану способ решения уравнений в рабочей тетради по математике, а сам украдкой посматривал на другой берег, чертыхаясь про себя, что нельзя сощурить глаза, дабы разглядеть получше.
Купание в отстойнике было делом нелегким и требовало предварительной подготовки. Уложив незаменимую деревянную решетку наполовину в воду, наполовину на сушу, катя поставила смеющуюся Лючию в качестве живого груза на ту половину, что лежала на берегу, быстро разделась и, войдя в воду по щиколотку, принялась стирать одежду. Стирка без мыла и порошка – занятие неблагодарное. Катя с остервенением терла джинсы, сдирая кожу на костяшках пальцев и твердо решив попытаться нафантазировать мыло. При кажущейся простоте занятие это требовало от девушки огромных усилий, и больше, чем на пару мандаринов сил ее пока не хватало. Дальше начинало получаться черт знает что. Катя же чувствовала себя разбитой и усталой, словно ослик, весь день ходивший по кругу, вращая мельничный жернов.
Сгрузив кое-как выстиранную одежду Лючии, Катя подхватила на берегу найденный на могиле средневековый испанский шлем и принялась мыться сама, поливаясь водой из шлема, словно из ковшика в ту пору, когда дома отключали горячую воду. Заходить в воду глубже, чем по щиколотку девушка опасалась, боясь, что озерное дно засосет её, как тела, которые служили удобрениями для шаров. На цыпочках Катя выбралась на берег, тут же испачкав ноги в серой пыли, отжала капающую с волос воду и нарядилась в одолженное Лючией одеяние, больше всего напоминающее ночную рубашку: ситцевое, в мелкий сиреневый цветочек, все в нелепых мелких оборках и размера на четыре больше, чем следовало бы, а потому постоянно сползающее то с одного, то с другого плеча. Развесив мокрую одежду на деревьях, девушки вернулись в лагерь.
Эдуард весь извелся. Белья под Катиной распашонкой не было, ничем не сдерживаемые груди свободно колыхались при каждом движении, капающая с мокрых волос вода ручейком сбегала по плечам, намокший ситец немедленно прилеплялся к телу. Украдкой лаская взглядом белые плечи и мелькающую ложбинку между грудей Эдуард небезосновательно надеялся, что ночнушка соскользнет чуть дальше, ещё чуть, ещё … Оп. Тонкие пальчики подхватили сползающее одеяние и вернули его на плечо. Катя понимающе усмехнулась, встретившись взглядом с Эдуардом, и ничуть не смутилась.
Даже самая неопытная девушка мгновенно чувствует мужскую симпатию к себе, как кошка сырую печенку, или её полное отсутствие. Это свойство женской натуры является врожденным и тренировки не требует. Симпатия немедленно повышает женскую самооценку и улучшает настроение, отсутствие же её побуждает оскорбленную женщину к агрессивной мести и маленьким пакостям. Пожалуй, не каждый мужчина сразу сообразит, почему кассирша в супермаркете швыряет его покупки, словно сгнившую картошку в мусорное ведро, а кондуктор в автобусе рычит, как некормленая тигрица. Всего то стоит обратить на них внимания чуть больше, чем на фонарный столб: слегка улыбнуться или хотя бы взглянуть. Иначе рискуете при оплате проезда получить сдачу самой мелкой монетой или обнаружить половину яиц в купленной картонке треснувшими.
Катя неопытной не была. Мужское внимание, конечно, грело ей душу, но до поры, до времени девушке было просто не до него. Пытка голыми плечами продолжалась часов восемь, прежде чем Катя сочла одежду высохшей и пошла за деревья одеваться. Эдуард невольно представлял, что там сейчас происходит: вот Катя сбрасывает эту нелепую ночнушку и снимает с ветки трусики. Интересно, какого они цвета? И фасона? Нечто невесомое, оставляющее отрытым весь зад или практичное, удобное, хлопчатобумажное изделие российской текстильной промышленности?
Как и большинство мужчин, Эдуард Петрович никогда не задумывался насколько неудобно все это соблазнительно оголяющее филейную часть бельишко. И ни одна женщина в здравом уме и твердой памяти не станет надевать его, собираясь утром на работу или учебу. И облачится в него лишь точно зная, что позволит его кому-то сегодня с себя снять. Эдуард был бы разочарован, узрей он простенькие Катины плавочки голубого цвета самого что ни на есть пуританского фасона и без единого кружавчика.
Трусики были единственным, что успела надеть Катя. Она не успела еще снять ночнушку, напоминающую цветастый парашют, когда одна огромная рука зажала ей рот и нос, в то время как другая слегка придушила девушку, дабы она не брыкалась. Обмякшая Катя повисла на руках злоумышленника, словно тушка цыпленка со свернутой шеей. Тот играючи забросил тело девушки на плечо и быстро побежал прочь.
Эротические фантазии Эдуарда Петровича добрались уже до неспешного застегивания Катей молнии на джинсах прежде чем он спохватился, что девушке уже давно пора бы вернуться. Выждав в сомнениях еще несколько минут, он негромко окрикнул: «Катя, с Вами все в порядке?»