Однако был в его жизни период, когда юноша был счастлив или, по крайней мере, считал себя таковым. О, Аруза, – такая же недалекая и ограниченная, как и большинство людей, но невыразимо прекрасная, само совершенство без малейшего изъяна. Её слегка сплюснутый на висках и вытянутый на затылке череп был безупречен: идеальной формы, гладкий, блестящий, с шелковистой, нежной кожей, покрытый изящными, витиеватыми узорами по последней моде. Аруза начисто была лишена того недостатка, который причиняем массу беспокойства женщинам – волосы на ее голове не щетинились островками и не пушились чахлой порослью тут и там. Они просто не росли вовсе, как и должно быть у всякой уважающей себя красавицы. Огромные карие глаза девушки были самыми большими из тех, что ему доводилось видеть. Почти прозрачная кожа того нежного, изысканного оттенка, что раньше именовали «кофе с молоком» обтягивала тонкую шейку и длинные руки, давая возможность рассмотреть каждую венку с пульсирующей кровью. Вся она была легкой, невесомой, воздушной, словно тень на стене.

В порыве откровенности Аруза как-то призналась ему в своем несовершенстве. Оказалось, что в детстве у нее выросли зубы – целых четыре уродливых резца проклюнулись симметрично друг другу, отчего чудный маленький ротик девочки стало напоминать собачью пасть. Удалять это безобразие пришлось дважды: первые зубы выпали легко, зато вторые, выросшие на тех же местах позже, причинили изрядное беспокойство.

Вероятно, Аруза пожалела о своей откровенности сразу же потому, что Маал решился на ответную. Широко открыв рот, он продемонстрировал девушке торчавший в глубине зуб – свое тайное сокровище. Конечно, зубы вовсе не были редкостью. У многих людей вырастали один – два. От них избавлялись еще в детстве, как от нелепых атавизмов. Широко распахнув глаза, Аруза с благоговейным ужасом рассматривала это уродство, будучи не в силах отвести взгляд. Когда-то с такими лицами, выражающими смесь ужаса, отвращения и жгучего любопытства, взирали на живые экспонаты посетители цирка уродов.

Это было фатальной ошибкой. Почему-то люди не терпят в других недостатков, присущих им самим. Неважно, нравственные они или физические. Уже ничем нельзя было стереть с лица Арузы это выражение, оно появлялось всякий раз, когда девушка смотрела на него. Отныне Маал превратился для подруги в экспонат кунсткамеры. Окончательно и бесповоротно. Романтические чувства словно ветром сдуло.

Была и такая в Доме – самое непопулярное, заброшенное и пыльное место. Там хранились некоторые свидетельства истории планеты, в том числе тела животных, подвергшиеся мгновенной заморозке, – совершенно непродуктивное использование пространства. Небольших животных: гребнистого крокодила длиной не более метра, пятнистой гиены, из оскаленной пасти которой торчали желтые клыки, собаки – мелкого, жалкого, лишенного шерсти создания с розовым бантиком на шее, толстой, самодовольной крысы, акулы с отстраненно-холодным, пугающим взглядом и десятка других. По мнению Арузы, Маалу с его желтым зубом было самое место как раз где-то между гиеной и крокодилом.

Стены – экраны кунсткамеры могли воссоздать любой пейзаж из прошлого Земли. Но кому интересно разглядывать саванны или дубовые рощи, если никогда не видел их воочию? Только Маалу. Поэтому кунсткамера была едва ли не единственным местом в Доме, где всегда можно было рассчитывать на уединение.

***

Сегодняшнее дежурство не предвещало никаких сюрпризов. Щупальца мощно и размеренно высасывали из земли ресурсы подрагивая, тяжело переваливаясь и перетекая с места на место, как туго наполненные пожарные шланги. Панели усыпляюще гудели, мерцая зеленым. От нечего делать люди чаще всего занимаются двумя вещами: едят или спят. Спать Маал не хотел, поэтому ел.

Процесс принятия пищи за последние столетия упростился донельзя. Каждый питательный шарик, размером не больше грецкого ореха, содержал примерно десятую часть суточной нормы питательных веществ для взрослого мужчины. Стоило только взять такой в рот, как через несколько мгновений оболочка растворялась и желеобразное содержимое можно было проглотить, посмаковав вкус во рту. А вкус у питательного желе мог быть самым разнообразным: мяса, сыра, клубники, манго, то есть всего того, что людям и пробовать то никогда не доводилось. В пищевой лаборатории могли придать содержимому шариков любой вкус. Маалу больше всего нравились с цитрусовым.

Маал глазам своим не поверил, когда на одной из панелей сначала робко мигнул, а потом нервно вспыхнул в полную силу красный огонек. Волнение немедленно охватило юношу: «Не может быть! В первый же день работы! И что же теперь делать? А щупальце то тоже самое.» Пока тревожные мысли крутились в его голове, ноги уже сами несли Маала к капле. Плюхнувшись в неё со всей возможной скоростью, юноша сжался, как пружина и потек к месту происшествия. Остатки благоразумия унесло ветром в транспортном желобе. В этот раз Маал был готов к неожиданностям, а не носился за аномалией, словно котенок за солнечным зайчиком от зеркальца. Он загодя запасся защитным гелем для кожи и фильтрами для дыхания, и сейчас, нетерпеливо ерзая в капле, торопливо обрабатывал открытые участки тела.

Все было, как в прошлый раз. Сияющая дыра, словно выгрызенная в стенке щупальца исполинским чудовищем, жадно поглощала облицовку. Под защитой капли Маал был в полной безопасности. И черт же его дернул выбраться оттуда, ведь и так все было хорошо видно. Едва удерживаясь на сбивающем с ног ветру, Маал чувствовал себя исследователем океанских глубин, первопроходцем на Лунной базе или, на худой конец, средневековым открывателем нового континента. В этот то момент наивысшего триумфа, как водится, и произошла катастрофа.

Повинуясь заданной траектории движений, щупальце сдвинулось с места, в отличии от аномалии. Аномалия с аппетитом сожрала подсунутые ей новые части обшивки, а заодно утянула и Маала, оказавшегося слишком близко. Все произошло так быстро, что он и опомниться не успел. Еще минуту назад он стоял, держась рукой за бортик транспортного желоба, и вот уже летит, кувыркаясь, в стремительно надвигающуюся аномалию. Маал в ужасе закрыл глаза и открыл рот. Впрочем, из-за гудящего вокруг ветра он даже сам не слышал тоненького, протяжного воя, что исторгла его тощая грудь. Покрутившись в воздухе, юноша плюхнулся на что-то твердое и неподвижно замер, крепко обхватив руками колени. И только через пару минут рискнул открыть глаза.

Щупальца не было, капли не было, транспортного желоба не было. Да вообще ничего не было. Вокруг Маала, скрючившегося на пятачке земли, царило спокойствие. Зато в двух метрах в любую сторону словно несся по кругу бесконечный скоростной поезд. Ураганный ветер спрессовал туман в непроглядную темень, которую то и дело прорезали ослепительные вспышки молний. Вокруг крутило, вертело, ухало, стонало. Стоило оку бури чуть сдвинуться, как Маал тут же был бы перемолот в щепки. И стоило ему только как следует испугаться, осознав это обстоятельство, как аномалия внезапно схлопнулась и буря кончилась. Туман еще немного покружился по инерции и расползся, равномерно заполняя пространство. Сверху падали черные хлопья и планировали обломки листьев.

Наступившая тишина пугала Маала не меньше аномалии. Далеко не сразу он решился сдвинуться с места. Едва ли не на ощупь, изо всех сил вглядываясь в туман, он на четвереньках осторожно пополз по слегка наклонной поверхности. Оторваться от земли -надежной и неподвижной – было почему-то страшно. Как-то совершенно неожиданно плотный туман кончился, и голова изумленного Маала высунулась в мир.

Мир Маала ошеломил. Он никак не мог быть таким: огромным, пустым, светлым, с твердой, черной, холмистой землей и даже, самое невероятное, людьми. Проснувшееся, наконец, чувство самосохранеия заставило Маала немедленно всунуть голову обратно в туман, но тут же потеснившее его любопытство – снова высунуться наружу, за удивительно четкую границу тумана. Люди внизу совершали, казалось бы, простые действия: лежали, стояли, ходили. Но смысла происходящего Маал не понимал, как и доносившихся снизу слов.

Одно было очевидно. Человек, чьё разорванное тело юноша видел несколько месяцев назад, был отсюда. Тот же высокий рост, неестественное обилие растительности на голове, маленькие, злобные глазки, пугающе бледная кожа, громоздкость и резкость в движениях – древние уродливые существа. Откуда они взялись здесь? И где это – здесь? Это место никак не могло быть тем, где «пасся» последние несколько месяцев Дом.

Между тем, люди, разделившись на две группы, стали расходиться в разные стороны, Повременив некоторое время, пока они скроются из вида, Маал, опасливо озираясь, спустился вниз. Это место его пугало. Слишком открытое, слишком просторное, уходящее вдаль насколько хватало глаз – оно внушало ужас человеку, выросшему в тесном пространстве, всегда ограниченном стенами. Маал никогда еще не чувствовал себя таким одиноким, беззащитным и потерянным. И он сделал то, что делает любой потерявшийся – пошел искать сородичей. Пусть они были странными, но все же сородичами. Благо сообразил, что сделать это можно по следам, оставленным в мягкой земле.