– У казаков патроны на исходе, Ваше превосходительство. Командир Первой сотни нерчинцев подъесаул Шарапов просит разрешения атаковать китайские позиции в конном строю через болото. Боюсь, не сдержим узкоглазых, уж больно их много прёт, – произнёс казак, преданно глядя на генерала.

Рененкампф через бинокль внимательно осмотрел поле боя и после небольшой паузы произнёс:

– Значит так, братец, передашь своему командиру, что после небольшой паузы, а затем трех залпов всех орудий поднимал сотню в атаку. Вместе с вами в атаку пойдёт Четвертая сотня амурцев сотника Вондоловского. Нет, не так, – генерал сделал паузу, после чего повернулся в сторону своего адъютанта корнета запаса гвардейской кавалерии Савицкого. – Господин корнет, отправляетесь вместе с казаком к подъесаулу Шарапову и передайте приказ совместно сотником Вандаловским начать атаку, как я уже сказал после паузы и трех одновременных залпов всех наших орудий.

– Слушаюсь, Ваше превосходительство. Разрешите, выполнять!

– Выполняйте, корнет, – отдав данное распоряжение, генерал взмахом руки подозвал к себе командира Второй сотник нерчинцев. – Сотник Токмаков, Ваша резервная сотня по левому флангу выйдет в тыл наступающей пехоты противник. Для поддержки возьмите четыре тачанки. Остальных по моему приказу направьте на правый фланг. Выходите немедленно.

– Слушаюсь, Ваше превосходительство.

– Господин капитан, – эти слова были обращены уже ко мне. – Вы сейчас же выдвигаетесь к артдивизиону, передаёте приказ о небольшой паузе и потом о трех слитных залпах. Очень надеюсь на Вас, Тимофей Васильевич. Надо всё рассчитать идеально и залпы, и выдвижение в обход казаков, и атаку двух сотен.

– Слушаюсь, Ваше превосходительство.

Всё удалось. Китайцы, сосредоточив огонь на атакующих, не заметили, как к ним в тыл вышла резервная нерчинская сотня с тачанками. Оказавшись меж двух огней, солдаты противника начали покидать выгодную позицию, а казаки на измученных конях бросились в преследование. На расстоянии почти пять вёрст вспыхивали скоротечные схватки, в наступивших сумерках преследование прекратилось, и отряд встал на отдых.

Подводя итоги боя на вечернем совете, Ренненкампфом было отмечено, что благодаря мужеству и героизму казаков и артиллеристов был разбит трёхтысячный китайский отряд, имевший восемь орудий. Потери неприятеля составили от трехсот до пятисот человек. Казаки потеряли из нерчинцев убитыми сотника Шкляра, легко ранен был подъесаул Шарапов и шестнадцать казаков убитыми и ранеными. У амурцев потери были значительно меньше: двое убитых и трое раненых казаков, а также ранен четырьмя пулями командир Четвертой сотни Вондоловский. Наибольшие потери были во Второй сотне забайкальцев, шедшей в атаку в скомканном строю, в то время, как амурцы смогли развернуться лавой.

– Что же, браты, давайте ещё по одной за погибших казаков и станичников, – с этими словами я опрокинул в рот из кружки грамм сто чистой, как слеза байцзю или как её здесь называли казаки «чистый ханшин», то есть китайской водки.

«Хорошо пошла…», – энергично выдыхая, подумал я, оглядев свой первый ещё «детский» черняевский десяток, который весь кроме Дана сидел рядом со мной вокруг костра.

После вечернего совещания меня нашёл Ромка и сообщил, что если у меня есть возможность, то браты ждут на поздний ужин, удалось кое-что надуванить. Плюнув на всё, тем более генерал Рененнкампф меня ничем не озадачил до утра, направился в расположение четвёртой сотни. Могу же я хоть раз посидеть, в смысле, поужинать со своими побратимами или нет? До сих пор как-то не вышло.

– Ермак, вот ты мне скажи, за что Гришка Чупров старший брат Чуба сегодня голову сложил? Кому она нужна эта война? – с какой-то истерикой в голосе спросил меня сильно захмелевший бывший командир первой тройки Тур или старший урядник Верхотуров Антип, в своё время закрывший собой генерал-губернатора Корфа.

На него попытался шыкнуть Ромка, Чуб и кто-то из братов, но я их остановил:

– Антип, братка, не нужна нам эта война. Не мы её начали. Но воевать придётся. Ты просто не видел, что эти ихэтуани-боксёры творят! Своих, принявших христианскую религию вырезают всех, не жалея ни женщин, ни детей. Головы рубят, живьём сжигают! – Чуть не ляпнул «фашисты». – Ты хочешь, чтобы они к нам через Амур пришли?!

– Да ты чего, Ермак?! – Тур на глазах начал трезветь. – Да я их голыми руками рвать буду!

– Ну и не хрена такие вопросы задавать! – Мрачно произнёс Феофан Чупров. – Брат не зря погиб! А я за него еще десяток… Нет, сотню на тот свет отправлю. Будут суки узкоглазые помнить семью Чупровых!

Со всех сторон посыпались слова, пытающие успокоить Феофана.

– Ермак, а можно Гришку домой или хотя бы на родной берег отправить? – казак с надеждой посмотрел на меня.