— Не знаю, о чём это вы, — криво усмехаюсь я.
— Знаешь или нет, но ухо востро держи. Каховский на тебя зуб теперь имеет. Не сомневайся. При любом удобном случае попытается отомстить.
— Ну, не грохнет же, — беспечно отвечаю я, хотя и сам знаю, что всё сказанное Платонычем чистая правда.
— Надеюсь, — чуть дёргает он головой.
— Слушайте, Юрий Платонович, примите от меня, как знак внимания и дань уважения вот эту десятирублёвую бумажку с дедушкой Лениным.
— А ты, я гляжу, матёрый мафиози. Но, чтобы успеха достичь не жадничай, — назидательно говорит он.
— Блин, ну ладно, берите две. Вы же не на шухере стояли, а арбитром были. Это, наверное, дороже стоит.
— Оставь себе и вот тебе мой совет. Про то, как ты с Каховским обошёлся никому не говори. И сам забудь. Про то, что я там был тоже забудь. Понял?
— Да я уж и не помню, о чём это вы, — демонстрируя покладистость, соглашаюсь я.
— Ну и молодец. Вот тебе, кстати, мой адресок и телефончик. Как выздоровеешь, загляни ко мне.
Он протягивает мне листок бумаги в клеточку.
— Загляну, — обещаю я.
Через два дня меня выписывают. И хоть я чувствую себя вполне сносно, за мной приходит мама. Довольно молодая ещё женщина, по крайней мере, моложе меня, и довольно привлекательная. Ну что же, мама так мама. Хорошо, что пришла, адрес-то я свой домашний не знаю. Амнезия как-никак.
— Нам, конечно, не далеко, но я у начальника выпросила машину, чтобы прямо к дому подъехать. И сегодня на работу уже не пойду. Пятница, к тому же…
Мы садимся в двадцать первую «Волгу». Ничего себе, разве такие ещё есть на предприятиях в восьмидесятом-то году? В детстве мне нравилась двадцать первая. Голубой прозрачный щиток спидометра, кремовый костяной руль, такие же прозрачно-голубые, яркие жизнерадостные солнцезащитные щитки. Ну, и олень на капоте. Мамина машина, правда, без оленя.
— Привет герой, — обращается ко мне чернявый водитель в годах.
— Здравствуйте, — скромно отвечаю я.
— Ну что, можно ехать?
— Да, Амир Каримович, мы готовы, — отвечает мама.
Мы трогаемся и я с интересом смотрю в окно.