Звук ее легких быстрых шагов долетел вместе с холодным ветром.

На лицо упало несколько снежинок. Габор уже почти ничего не видел. Вокруг стало оглушительно тихо. Только голос Олеси едва слышно звучал в голове. Но, кажется, это была его выдумка. Самая прекрасная выдумка на свете.

Представляя ее рядом, представляя, как выходит из моря, пока он ждет ее на берегу, как играет с их детьми, как томно блестят глаза перед очередным безумством в их постели, представляя, как она радуется его подаркам и удивляется всему вокруг, Габор тихо зашептал:

— Я бреду-бреду по лесу,

Чтобы деревце найти.

Высоченное, пушистое,

Колючее да душистое.

Ты меня, лесок, не трогай,

Не со злом к тебе пришел.

Мне навстречу —

Дед Морозный…

Башня сотряслась от ударов. Снаружи раздался дикий вопль, слышный, наверное, на всю Бергандию:

— Меня не убить, глупец! Я бессмертен! Я вечен! — Кажется, он взбирался по башне, царапая камень своими когтями.

— Габор! Он жив!

Олеся! Проклятье! Почему не ушла?!

Габор пытался нащупать цепь, хоть что-то…

— Габор, Крампус жив! — Олеся упала на колени рядом с ним, цепляясь пальцами за одежду.

Башня продолжала сотрясаться, и завывания Крампуса слышались все ближе и ближе.

Габор схватил Олесю за руку, почти вслепую нащупывая тонкие запястья:

— Уходи отсюда, слышишь? Немедленно! Уходи!