– Знаете что, Арувзат Абу-бе-ки-ров-на? – то ли вспоминая, то ли боясь произнести неправильно, медленно проговорила Наина. – У вас есть программа, вот по ней детей и учите. А я со своими детьми как-нибудь разберусь, с Божьей помощью, не с вашей.

– Я не хотела с вами ссориться…

– Но ссоритесь!

– Что ж вы дочь свою так не любите? – устало спросила учительница на выдохе.

– Катя-я-я! – Наина смотрела не на учительницу, а как будто сквозь нее. – Катя, бегом сюда.

– Над ней в школе смеются! Девочка ходит как попало, сама себе стирает, сама себя кормит.

– Когда я говорю «бегом», значит, надо быстро бегом! – Наина схватила за руку запыхавшуюся Катю и потащила к вагончику.

– Вы совсем рехнулись с этим своим Богом! – уже в спину Наине крикнула учительница и, словно испугавшись собственных слов, заторопилась прочь от храма.

Со стороны Наина с дочерью напоминала кондуктора, который поймал безбилетника и не дает тому сбежать. Она крепко держала Катю за руку и тащила ее вглубь временного храма. Катя смотрела вслед учительнице и больше всего хотела пойти с ней. Перевела взгляд на новенький золотой купол, похожий на елочную игрушку, и то ли помолилась, то ли загадала желание – жить с учительницей.

Кате сразу стало нехорошо в душном вагончике, но она поняла, что сопротивляться матери бесполезно, и притихла. Перед ней вырос алтарь, застеленный красной клеенкой в белый горох, весь в иконах и стеклянных банках с искусственными цветами. Катя смотрела на каплевидные головы святых, на их большие грустные глаза и хотела плакать. Иисус с Новым Заветом в руках был похож на директора школы. Казалось, и он глядел на Катю с упреком. Она боялась религии матери. Все, что рассказывали отец и Аманбеке про своего Аллаха, было похоже на сказки. На Аллаха нельзя было посмотреть, в их мечетях не было страшных распятий и икон. Вместо священников у них были имамы, но и те напоминали сказочного Хоттабыча. Поэтому в мечетях Кате не было страшно.

– Стой спокойно, – прошипела Наина в ухо дочери.

Горячее дыхание матери неприятно заполнило ухо, и Катя дотронулась до него рукой, будто проверяя, нет ли ожога. Она отвернулась и чуть не сшибла косичками подсвечники. Воск от тающих свечей превращался в грязно-желтое тесто и, оплывая, делался похож на некрасивые лица. Катя незаметно стянула бесхозный искусственный цветок и проволочным стеблем обозначила на воске дырки-глаза и кривую улыбку.

– Ты что творишь?! – хриплым голосом спросила старая прихожанка, потянувшись морщинистой рукой к Кате.

Катя бросила цветок на пол и обернулась на мать. Наина не смотрела на дочь.

– Ты что творишь? Я тебя спрашиваю! – Женщина схватила Катю за жилетку и поволокла к выходу, как до этого ее затащила туда мать.

Катя вывернулась и, оставив в руках прихожанки жилетку, выбежала на улицу в блузке.