— Наверное, не везде… Прежде чем подниматься, скажи, ты нашел рюкзак? Что там есть еще примечательного?

— Много. Но рюкзака я не нашел. Есть такие-то письма… Фотографии. Много всего. Что мне делать? Подниматься?

Дело было непростое. Поднимаясь по трухлявой старой лестнице, Савелий мог нарушить равновесие всего дома, и тогда не только сам снег, все могло рухнуть.

— Савелий, слышишь меня?! — крикнул я в волнении, потому что первые мгновения удивления, загадки, тайны проходили. — Савелий, ты найди печь и будь около нее. Понимаешь меня?

— Ничего я не понимаю. Мне здесь надоело, хочу на воздух.

— Я буду спускаться к тебе, по. крыше, через чердак. А ты стой поближе к печи. Потому что вдруг все обвалится, понимаешь меня?

— Как не понять. Хорошо, Вася. Я буду у печи, а то и в печь залезу, она тут огромная. Но ты будь осторожен. Будь археологом. Будь умницей. Береги не только меня, тут есть много интересного…

— Хорошо, — сказал я.

Но легче сказав, чем сделать. С чего начинать? Не кисточкой же сметать всю крышу в поисках пролома! Я рассчитывал на удачу. Надеялся, что перед коньком должно быть слуховое окно. Вернулся к моей стоянке, взял одну лыжу и снова пополз к коньку. Лыжа оказалась хорошим орудием. В несколько приемов очистил козырек крыши и опустил ее книзу. Лыжа стукнулась о стекло. Я достиг своего, но пока что рано было торжествовать. Надо было пробраться на чердак. А если там нет настила, то придумать что-нибудь еще. О своем открытии я пока не стал говорить Савелию. К тому же я мог и не пролезть в это слуховое окно… Я копошился, как муравей, был терпелив и настойчив. «Как ты там?» — слышал я время от времени голос Савелия и не откликался. Когда разбил стекло и выломал раму, снизу раздался крик Савелия: «Что случилось?» Но и тут я промолчал. И только когда протиснулся в пролом, увидел, что настил на месте, там, где ему надлежало быть. Ликования, однако, не возникло, крикнул Савелию:

— Не двигайся, будь у печки, Савелий!

— Теперь можешь не кричать, — отозвался он, и эхо несколько раз вернулось мне его голосом. — Я тебя и так вижу.

Я опускался ногами вперед и наконец свалился на копну сена, пыльного, ветхого. Спичку бросить — тут все разом всполыхнет. Я приподнялся, протер глаза. Весь сеновал был предо мною в провалах, трещинах, местами запорошенный снегом. Почти сразу увидел рюкзак, а чуть правее от него — провал и лицо Савелия, освещенное фонарем.

— Савелий, я с тобой! В каком месте у тебя лестница? Я нашел рюкзак.

— Это хорошо. — В голосе Савелия не было уверенности. — Не советовал бы тебе спускаться сюда… Здесь, понимаешь ли, как будто затягивает… Как будто что-то давит, и никуда двигаться не хочется…

— Как же это так? Что ты говоришь?! Ну хорошо, я не буду спускаться, хотя мне любопытно… Но ты-то подниматься собираешься?

— А может, здесь заночуем? — сказал он вдруг.

Что-то с ним творилось неладное, надо во что бы то ни стало вытащить его. Но тут же я подумал: почему бы нам не заночевать здесь? И вспомнил о трубах, торчащих из-под снега… Целая деревня, и, может быть, кто-нибудь жил еще рядом…

— Почему не отвечаешь?

— Я говорю тебе, Савелий, что целая деревня под снегом.

— Ты видел?