- Так зачем же он сейчас с ней так улыбается?

Макс лишь развел руками.

- Из любви к искусству, я полагаю. Или ему просто скучно.

Петрова вздохнула и сказала:

- Ну ладно, пусть развлекаются. А я молодец. Как знала, заказала все для этапа в двойном экземпляре. Вот бы нам теперь ждать, когда все привезут, да? А теперь осталось только выгрузить да расставить.

Мы все дружно согласились, что Амин действительно молодец. Берт приобнял меня за плечи и спросил:

- Как ты?

- Все в порядке, - ответила я. Сейчас, когда приключение осталось позади, мне было не по себе от того, что Берт видел мой страх. Я привыкла прятать от других то, что могут потом использовать мне во вред: страхи, привязанности, чувства, мечты…

- Ты была очень бледная, - негромко произнес Берт. – Я за тебя испугался.

И это тоже было в новинку. За меня никто не боялся, кроме родителей и Петровой. Я посмотрела на Берта с самым беспечным видом и сказала:

- Все правда хорошо. Давай работать?

Мы провозились до вечера, сначала убирая испорченные столы, продукты и посуду, а потом расставляя все заново. Народ постепенно разошелся с площади в сторону кабачков и погребков – надо было обсудить и чудовище, и появление упыря, и то, с каким выражением лица уже настоящая Линда выходила из дому. После того, как к завтрашнему этапу все было подготовлено, а Макс натянул защитное полотно над вещами, мы отправились по домам. Я держала Берта под руку и чувствовала: вот тот человек, на которого я наконец-то могу опереться.

Это была не та любовь, о которой так горячо пишут в романах. Я бы назвала это увлечением, которое смешано с дружбой, уважением и интересом. Мне не хотелось думать о том, как долго оно продлится – я просто шла рядом с Бертом, и мне было хорошо.

Мы даже ни о чем не говорили. Просто пришли домой, зашли в гостиную, и Берт снял заклинание с картины и сказал:

- Кажется, я уже могу показать ее. Самое главное тут написано.

Никто никогда не писал моих портретов. Мне всегда хватало отражения в зеркале, и там нечем было гордиться настолько, чтобы заказывать еще и портрет. Я подошла к холсту, не надеясь, в общем-то, увидеть там что-то особенное.

На меня смотрела девушка. Живая, яркая, с энергичным взглядом карих глаз и мечтательной улыбкой, которая готова была распуститься на губах. Девушка была красива – той светлой красотой, которая не зависит от моды и чужого мнения, которая просто есть.

- Кто это? – растерянно спросила я, уже зная ответ. Мне захотелось расплакаться – так горячо вдруг сделалось в груди. Я смотрела на свой портрет и понимала, что на самом деле я вот такая.

Красивая. Живая. Меня можно любить. И мужчина, который был способен нарисовать девушку вот так, умел любить и любил. Потому что без любви можно жить – но творить нельзя.

- Это ты, - негромко ответил Берт. – Такая, какая есть. Я смотрю на тебя и вижу чудо. Мое чудо.