– У миссис Коэн прогрессирует Альцгеймер. Ей всякое мерещится.
– Тебе что, мало нас? В этом дело? Почему ты ведешь себя так… – Мама подбирала слова, но не нашлась, как закончить предложение.
Мэтти помедлил с ответом.
Я на цыпочках прокралась к двери, чтобы сквозь щелочку посмотреть на происходящее в гостиной.
– Я никогда тебе не рассказывал…
Голос бесцветный, сам на себя не похож. Мама опустила плечи. Через просвет двери я видела, как она положила ладонь ему на руку и придвинулась.
– Не рассказывал о чем?
Опять тишина, которую не смеешь нарушить.
– Мой отец мне не родной.
– О чем ты?
– Мама переспала с каким-то левым мужиком. Даже фамилии его не знала.
Мэтти не был из праведников, как мои мама и бабушка, но в его голосе слышалось отвращение. Мрачная бездна стыда.
– Все эти годы я называл ее мужа папой. А он мне не отец.
– Он тебя вырастил. Любовь к тебе делает его твоим отцом. Это важнее, чем кровное родство.
– Может быть, – Мэтти горько усмехнулся. – Но кем это делает мою мать?
Глава 21
«Кем это делает нас?»
Я на Парламент-Хилл, разговариваю с мамой, пока Бастер роется в опавших листьях. Когда я была ребенком, мне казалось, что с листвой деревья сбрасывают свою душу, чтобы возродиться весной. Раньше в Ньютоне я читала Библию, ходила в воскресную школу и молилась перед едой. Думаю, это вполне объясняет причудливость моих фантазий.
– Только посмотри, как они покачивают костлявыми руками, – говорила мама, когда мы гуляли по зимнему лесу.
От этого голые деревья еще больше казались мне страшными мертвецами. Как та ветка, что стучала ночью в окно моей комнаты. Я накрывалась с головой и представляла, что кто-то просит меня: «Впусти…»