Не успело войско карфагенян, дождавшись обоза, огородить повозками окрестные холмы и разжечь костры, — на сей раз Чайка разрешил поздний ужин, враг был разбит и отброшен на обоих направлениях и его армия вполне это заслужила, — как появилась македонская конница. Демофонт внял голосу разума и решил не ночевать со своими людьми в чистом поле, ограничившись недолгим преследованием и разведкой. «Похоже, прошлая ночь кое-чему научила этих гордецов, — ухмыльнулся Чайка, — и теперь они будут держаться чуть ближе к основным силам».

Чуть раньше Демофонта прибыли скифы, следовавшие по пятам за македонским отрядом, но не ввязывавшиеся в бой. Их было с Лариным меньше сотни.

— Поздравляю с победой, — приветствовал Федор Демофонта, по опыту знавший, что тщеславных македонцев легче похвалить, чтобы расположить к себе. В его положении начальника экспедиционного корпуса приходилось искать подход к разным вождям. Политика, ничего не поделаешь.

— Мы выбили этих крестьян из предгорий, — едва спрыгнув с коня, похвалился и сам македонец, — спаслось не больше нескольких десятков. Все они рассеяны и разбежались по окрестным холмам.

— Как с потерями после ночного нападения? — напомнил Федор, заставив Демофонта поморщиться.

Тот присел к костру, на котором жарился только что добытый на соседнем склоне кабан, и нехотя рассказал Федору о своих потерях.

В ночном бою у Демофонта погибло тридцать пять человек. Немало для тяжеловооруженных воинов, сражавшихся с легкой конницей. Были там и этолийские пехотинцы, но эти, по словам Демофонта быстро разбежались, едва схлестнувшись с македонцами. Правда, половина из погибших нашла свою смерть под обвалом. В сражении, последовавшим на следующий день, македонцы лишились почти полутора сотен всадников. Сейчас их оставалась чуть больше тысячи и трех сотен. Скифы же потеряли убитыми и раненым за время похода сорок шесть бойцов из трехсот, начинавших этот поход с Лариным от самого Брундизия.

Ни морпехи, ни кельты Нордмара повоевать толком пока не успели. Они шли почти в авангарде пехотных частей и первыми переправились утром, не попав под удар этолийцев. А с последним отрядом этолийцев разобрались сами македонцы, обозленные ночным нападением. «Ничего, война еще только началась, успеют топорами помахать, — мысленно успокоил себя и Нордмара Федор, — интересно, выжил ли этот чертов Ликиск или убит?»

Узнав о том, кто командовал напавшим на них войском, Демофонт вновь пришел в ярость. Он отлично знал Ликиска, тот уже давно воевал против македонцев с самого первого дня попыток Филиппа занять Этолию. Во много именно благодаря его стараниям македонцам не удалось в первую кампанию захватить эти места.

— Я не видел его среди мертвых, — с горечью ответил Демофонт, отпив вина из кувшина, — завтра же прикажу осмотреть трупы. И лучше бы ему оказаться убитым, иначе я лично разрежу его на части, когда поймаю.

— Остается надеяться, что он не успеет организовать сколько-нибудь серьезное сопротивление за одну ночь, — проговорил Федор, посматривая на звезды, зажигавшиеся над его головой. Даже костер не мешал ему их видеть.

— Он наверняка сбежал прямо в Ферм, — заявил Демофонт, — солдат у него здесь больше нет, и остановить наше войско нечем. Так что, можем спокойно двигаться прямо к городу, на соединение с Филиппом.

«Хотелось бы верить, — подумал про себя Федор, — до Ферма еще примерно двое суток пути по холмистой равнине, если не ввязываться в сражения. Возможно, Демофонт и прав, вряд ли здесь есть еще какие-нибудь крупные вооруженные силы. Филипп уже рвется к Ферму, а на два больших сражения сразу они не способны. Не настолько силен этот Этолийский союз. Хотя, кто его знает, на что способен сам Ликиск. Поживем, увидим».

Ночь прошла без происшествий. Наутро Федор велел вызвать к себе «завербованного» в проводники этолийца и расспросил его насчет прилегавшей к предгорьям местности. Его догадки подтвердились. За предгорьями начиналась равнина, которая становилась все более пологой по мере приближения к морю. Впрочем, до моря было еще далековато. Город Ферм располагался, как и положено столице союза, в центре Этолии, самого большого государства из входивших в этот союз. Все остальные «прятались» за его спиной. Неподалеку от Ферма, чуть южнее, располагалось огромное озеро.

«Если Филипп наступает успешнее, чем в прошлый раз, то озеро уже наверняка оставил за спиной, — размышлял Федор, покачиваясь в седле, когда войско с рассветом вышло из предгорий и углубилось в равнинную часть Этолии, — а если македонцы уже недалеко от Ферма, то у нас на пути вряд ли возникнут большие преграды».

Он проехал еще несколько метров, рассматривая поросшие зеленью холмы, и продолжая размышлять.

«Хотя, если этот Агелай действительно такой толковый, как о нем говорят, то он должен попытаться нас остановить еще раз. Он ведь понимает, если мы с Филиппом соединимся, ему конец. Впрочем, у него может просто не хватить сил воевать на два фронта. Уж не знаю почему, но с перевалами он сплоховал, а теперь уже поздно пытаться остановить меня летучими отрядами). Разве что боги отвернулись от нас, и он уже разбил Филиппа и теперь спешит ко мне на встречу со всей своей армией».

Последняя мысль сначала позабавила Чайку, скользившего взглядом по холмам и дороге, по которой в облаке пыли быстро продвигалась его армия, но затем он все же решил принять дополнительные меры предосторожности. Жестом подозвав Ларина, который ехал неподалеку от основной колонны во главе отряда скифов, Федор указал на видневшуюся в стороне от дороги деревеньку.

— Македонцы ускакали далеко вперед, разведать путь до самого Ферма, а ты возьми своих людей и посмотри, что там такое, — произнес Чайка, придерживая коня. — Мало ли придется свернуть.

— Сделаем, — бодро ответил Ларин, которому наскучило целый день исполнять при командующем роль мобильного резерва и не терпелось поскорее вступить в какое-нибудь сражение.