Глава первая

«Античная революция»

Утренний воздух был еще чист и прозрачен, несмотря на то, что близился жаркий полдень. Взгляд Федора медленно скользил вдоль песчаных дюн, начинавшихся сразу за линией коричнево-красных скал, с обеих сторон защищавших гавань Брундизия. Заметив движение в небе, он поднял глаза и увидел стайку птиц, с криками пересекавших береговую линию по воздуху. Птицы летели из Италии в сторону моря.

— В Грецию подались, — усмехнулся Федор, прикрыв ладонью глаза от солнца, — значит, нам с этими пташками по пути.

Он смотрел еще некоторое время вслед удалявшимся птицам, а затем обернулся, привлеченный необычным шумом, возникшим у него за спиной. В гавани полным ходом шла погрузка армии на корабли. Припасы и полевую артиллерию уже почти разместили. Только что из специальных конюшен на берег привели десяток слонов, но огромные животные выглядели недовольными. Их рев напугал охранников, выстроившихся вдоль пирсов. Животные поводили из стороны в сторону массивными головами, тряся ушами, словно опахалом, и едва не задевая солдат окованными медью бивнями. Один слон даже проломил сходни, едва ступив на них, и чуть не рухнул в воду с высокой каменной насыпи вместе с погонщиком. Но вмешательство широкоплечего офицера-ливийца, настолько сильного, что кожаная жилетка едва не лопалась у него на спине от бугрившихся мышц, спасла дело. Он крикнул что-то слону, кольнул его короткой пикой в бок и слон присмирел, быстро попятившись назад. А там, в нескольких метрах от края, ливиец уже спокойно приблизился и погладил его по хоботу, ласково нашептывая что-то в огромное ухо животного.

Напрягшийся было Федор тут же успокоился. Это был Исмек, погонщик слонов, прошедший с ним долгий путь от восточного побережья Карфагена к самому городу, а после его взятия, к Риму. Теперь же он был здесь, в Брундизии, вместе со своими слонами.

Экспедиционный корпус под командой Федора, включавший в себя восемь тысяч отборных ливо-финикийских пехотинцев, две тысячи кельтов, полевую и осадную артиллерию, а также двадцать две квинкеремы, не считая грузовых кораблей, должен был отплыть отсюда в сторону Греции в ближайшие дни. Ганнибал торопил. Конницу должны были предоставить македонцы, только что сломившие последние очаги сопротивления в Эпире и Акарнании. Побережье по ту сторону пролива теперь было почти полностью очищено от войск, настроенных против армии нового властителя Италии. Последние корабли с пехотой царя Филиппа, принимавшей участие во взятии Рима, отплыли отсюда еще четыре месяца назад.

В свете последних событий дел у них хватало и в Греции. Эпир был окончательно сломлен и представлял собой отличный плацдарм для наступления вглубь материковой Греции, чем собственно Филипп уже давно занимался, пытаясь в одиночку одолеть силы Этолийского союза, вставшие на его пути. Но получалось это у него с большим трудом. Победа над мощным Эпиром далась не просто. Македонский царь, израсходовав большую часть своих сил, провел ряд безуспешных попыток в одиночку захватить Ферм, столицу Этолии, поразив союз в самое сердце, но потерпел сразу несколько поражений от яростно защищавшихся союзников и счел за благо приостановить наступление до подхода военной помощи, которую обещал ему Ганнибал. Царь Филипп отошел назад, охватив Этолию с севера и запада по границам вдоль реки Ахелой, для чего пришлось расположить свои измотанные непрерывными боями войска частью на территории захваченного Эпира и частью в Акарнании, с некоторых пор входившей в Эллинский союз, созданный самими македонцами.

Прошло не больше полугода со взятия Рима, и Федор, перебравшийся вместе с семьей вслед за Ганнибалом в Тарент, остававшийся пока столицей Италии, уже скучал по новым походам, хотя и порядком устал от войны. И вот новый поход начался. Собственно, пока войска Карфагена, освобожденного от власти сената, штурмовали Рим, война в Греции шла с неослабевающей силой. Да и разгорелась она, как мог припомнить Федор, лет десять назад, если считать ее началом последнюю вспышку свободолюбия эллинов. Македония, как одна из наследниц великой славы царя Александра, и тогда еще дралась с Эпиром, войсками Этолийского и Ахейского союзов, Спартой и Афинами за подтверждение своих прав гегемонии надо всеми греками, которые эту власть признавать над собой никак не хотели. Македонцы вступали в сговор и союзы то с одной частью греков, чтобы ослабить других, то резко меняли курс. В общем, война в Греции шла без конца, с переменным успехом и непрерывным кровопролитием.

Федор, в силу своего участия в военных делах Карфагена, вынужден был разбираться в политике, хотя и не любил этим заниматься. И сейчас он искренне пытался разобраться в хитросплетениях всевозможных союзов, в которые объединялись большие и малые греческие полисы, чтобы хоть как-то защититься от наседавших со всех сторон захватчиков. Впрочем, союзы эти регулярно грызлись и дрались между собой, даже если и не было никакой внешней угрозы. Поэтому главным здесь оставался вечный вопрос — «Вы против кого дружите?», — на который Федор пытался сам себе ответить, читая донесения разведчиков из-за моря о том, что происходило в Греции.

Получив приказ Ганнибала возглавить поход в Грецию в исполнение союзнического долга, Чайка принялся его выполнять, подготавливая армию к переброске через пролив, благо свободных ресурсов теперь у пунов было предостаточно. Основной целью похода был разгром войск Этолийского союза, хотя Ганнибал в приватной беседе намекнул Федору, что после разгрома этолийцев он может получить новые инструкции.

— Мы разделались с Римом, — наклонившись над картой, проговорил Ганнибал, задержав его и Атарбала в своей резиденции после военного совета, на котором решались первые шаги новой империи, — и теперь у нас нет врагов в Италии.

Отпив вина, он некоторое время молчал, а затем закончил свою мысль.

— А греки слишком беспокойный сосед, чтобы Карфаген, веками боровшийся с ними за господство на море и на суше, оставил их в покое. И они это знают.

Ганнибал поднял свое загорелое и обветренное лицо, обводя взглядом присутствующих.