— Не двигайся, сынок! Конец близко…

Лазар в этом не сомневался:

— Предположим, вы мне отрежете кончик уха, или, раньше времени, шею? Что вам за это будет, папаша? Дадут премию или выговор?

— Выговор, сынок, выговор!.. Наклонись чуть-чуть сюда… Вот так, дружок, спасибо…

Лазар послушно наклонился. Старик ему нравился. В других обстоятельствах они могли бы подружиться.

Он сам удивился следующему своему вопросу:

— А… здесь ли мэтр Лежанвье? (Он запнулся на «мэтре».) Мне надо… Я хотел бы с ним поговорить.

Его единственная, последняя надежда! «Смягчить Немезиду у подножия эшафота», — мысленно закончил он, усмехаясь про себя.

Плотный чиновник ответил тусклым официальным тоном:

— Поверьте, Лазар, я сожалею. Искренне. Но вчера вечером с мэтром Лежанвье случился сердечный приступ. Он больше ничем не может вам помочь.

Так вот в чем дело!

— Хотите сказать, он отправился на тот свет?

— Нет, но…

— Его откачивают?

— В некотором роде.

— Как всегда, каждому — свое! — праведное возмущение охватило Лазара. (В первый и последний раз.)

Ножницы и машинка смолкли, теперь слышно было только, как священник бормотал молитву, как он вверял Господу черную душу осужденного.

Лазар выпил последний стакан рома, даже посмаковал его, хотя и не любил ром.

Зато, когда ему предложили пачку дешевых сигарет, запротестовал:

— О нет! Только не эту дрянь! Суньте их туда, сами знаете куда!