Захотелось отгородиться от промозглой картины осенней улицы. Я потянулся к рулону свёрнутых над окном жалюзи и распустил полотно. То долго раскачивалось, из-за чего по пространству гостиничного номера проходили контрастные волны теней и света. Создавалось впечатление, что я внутри аквариума. Как рыба, пойманная ради непонятных ей целей. Голова закружилась, и я закрыл решётки полотна. Они сомкнулись.

Наконец, пришёл факс с дополнительными данными по беглецу. Я подошёл к аппарату, но тут жалюзи поползли вверх, скручиваясь в рулон над окном.

«Даже в этой дыре они такие же, как в других гостиницах – сворачиваются по команде с улицы».

И действительно – в зарешёченном окне показался корпус патрульного беспилотника. Его двигатели раздували капли воды на стекле. Он пока не успел развернуться и направить внутрь номера свои сенсоры, так что я успел скрыть бумажку факса телом. Мало ли что.

Постаравшись принять непринуждённую позу, я поглядывал на беспилотник через зеркало, висевшее на стене.

Свет от прожекторов робота внимательно ощупывал пространство гостиничного номера, каждую деталь, каждую мелочь. Он коснулся и зеркала, а через него – моих глаз.

Пришлось зажмуриться.

Зато отсутствие зрительных образов в голове позволило понять кое-что… Показалось, что слышится стук собственного сердца. Впервые за долгое время оно напомнило о себе. Напомнило учащённым неровным биением.

Даже не так. Оно колотилось о стенки грудной клетки как бешенное, сорвавшееся с цепи животное. Пыталось достучаться до охладевшего разума.

Наверное, именно так свыкаются со страхом. Он просачивается внутрь и становится привычным, частью мотивации, шаблона мыслей и чувств, которые определяют последующие действия. Ты делаешь вид, что живёшь. Делаешь вид, что соблюдаешь правила и любишь. А на самом деле – просто боишься и стараешься позабыть это слово, «страх». Запрещаешь себе употреблять его. И окружающие поступают аналогично. Потому что в сердце ничего не осталось, кроме боязни. Потому что она стала формой всего – даже красоты, долга и чести.

Неизвестно, когда исчез патрульный беспилотник. Неясно.

В номере стемнело, и глаза прекратило резать. Я подошёл к окну и отогнул край развернувшегося обратно полотна жалюзи. Затем приоткрыл решётки, окинул взглядом всю картинку сквозь них. Робота поблизости нет. Зато его место заняла вездесущая полицейская сирена. Странно, что я реагирую на неё, хотя давно должен привыкнуть – как человек, который буквально следует за сиреной. Или это она гонится за мной? Но лучше так не думать, иначе… Это называется манией преследования.

К сирене трудно привыкнуть, поскольку мне, как никому другому, известно, что означает её истошный вой. Кто-то за кем-то гонится. Кто-то грабит и убивает, а его жертва расстаётся с жизнью. Прямо сейчас. Человек погибает в это мгновение, и Городу плевать, потому что таков порядок вещей.

Полицейская сирена и безмерный дождь. Меня давно перестал занимать вопрос: «Почему кажется, что он так долго идёт?» Я свыкся с тем, что дождь просто есть. Он не льётся «отчего-то» или «почему-то». Он просто есть. Лишь меняет форму: от ненадолго прекратившегося и едва моросящего до штормового ливня. Это ткань особого мира, холодного и гипнотического.

Сирена и раскаты молний создают атмосферу постоянной тревоги, в которой ты живешь. Которой дышишь вместо воздуха. Кажется, будто вокруг промозглая осенняя ночь, которая никак не закончится. Мир застыл на грани октября-ноября, месяцев увядания, он затерялся в потоках вездесущей воды, льющейся с хмурого неба. Даже если в реальности сирены нет, то она вот-вот зазвучит. Она поджидает поблизости. За спиной или на грани слышимости. Притаилась за неким углом, который совсем рядом и какого не видно вплоть до последнего момента. Молчание полицейских сигналов, а также их вой, стали голосом безумия города.

Постоянные звуки сирен. Лопасти патрульных вертолётов и беспилотников. Истошный визг автомобильных шин и тормозов. Они – как погружение в безысходность. Как растворение в окружающем бреде.

Слуха коснулась неприятная вибрация – взлетающий вдали космоплан. Эти чёртовы штуки создают волны опасных для психики звуков.

«Они сведут меня с ума», – привычным движением я схватил со столика пачку с таблетками и проглотил две. Препарат более-менее помогал: смещал фокус чувствительности. И это было неплохо в большинстве случаев… Ну и что с того, что на улице ад? Проглоти таблетку и станет плевать. Ад и ад. Ты становишься похож на машину или робота. А им «по боку» многое. Часто даже они сами.

Я окинул взглядом столик. Его оккупировала груда полупустых бутылок виски и разорванных блистеров с таблетками: от простого снотворного до специальной «боевой» химии. Конечно, беспилотник заметил это и наверняка записал в какую-то свою базу. Отметил, что «объект номер такой-то» больной (если не конченый) человек.

Я ехал в такси к частному аэродрому, где намеревался сесть в вертолёт, и уже на нём добраться до начальной точки поиска беглеца.