Теперь он был ниже меня, вставшей на ноги, и, полагаю, это был прием, призванный унять мою агрессию.

— Признаю, мы не очень удачно начали, и это отчасти моя вина: я не ожидал, что вы так резко отрицательно среагируете на статус Хозяйки, а вы сочли это манипуляциями Ордена и попыткой вас использовать…

Пф, а вот это и впрямь помогло унять мою агрессию: ничто не действует на меня благотворнее, чем признание моей правоты.

— Но мне действительно нужно содействие человека, знающего местную кухню, — без обиняков признал он, кивнув на стойку, где все еще лежала та самая распечатка. — Ксения Егоровна, пожалуйста, помогите мне. Без политических интриг. Только расследование. Вам ведь самой не все равно, не притворяйтесь, — он глядел прямо, словно предлагая открыть карты.

От этого взгляда, а еще от обаятельной улыбки, которой как бы нет, но она есть, внутри что-то екнуло.

И не надо поминать всуе коньяк на голодный желудок, Ксюша. Не ври себе: не так уж ты и пьяна.

— Давайте я отвезу вас домой, — он улыбнулся чуть более явно, я вздернула нос, готовая отстаивать свою вменяемость, но многоуважаемый Максим меня опередил. — В знак добрых намерений! А на мое предложение ответите завтра, когда обдумаете.

«Господи, что тут обдумывать», — могла бы ответить я, поскольку как раз перед его приездом прикидывала, как напроситься на отвергнутое мной предложение с наименьшей потерей лица.

— Подите вон, — вместо этого царственно сказала я. — Мне нужно запереть магазин!

Инквизитор встал и послушно прошел к двери, провожаемый моим надменным взглядом.

Нет, может, я, конечно, и перегнула — но пусть подождет снаружи, пока я ползаю на коленях, пытаясь отыскать невесть куда задевавшуюся туфлю.

Половину проникновенной инквизиторской речи эту дрянь нащупать пыталась.

Ага, нашлась, мерзавка!

Я обулась, притопнула, удобно распределяя ногу внутри обуви, и с некоторой грустью вздохнула: через витрину виднелся силуэт инквизитора и мерное движение огонька.

Вот так живешь, считаешь себя сильной и независимой, и тут является… какой-то, и у тебя от него внутри екает. И ладно бы ниже пояса. А то — в груди.

Из магазина я выплыла во всем своем великолепии.

Инквизитор мерно дымил сигаретой и не выглядел задетым очередным моим хамским вывертом.

— Ксения Егоровна, а вы действительно предпочли бы сесть в тюрьму, но не отдавать индульгенцию? — с легким любопытством поинтересовался он, с интересом наблюдая, как я склонилась к замку и пытаюсь в темноте нащупать ключом скважину.

— Пф! — пренебрежительно выдохнула я. — Как-то примерно три столетия назад ваш Орден уже пытался провернуть нечто подобное с ведьмой из моего рода: тогда ее намеренно подтолкнули к совершению преступления, а потом предложили обменять индульгенцию на помилование…

Закончить предложение я не успела, прошитая от макушки до копчика острым чувством опасности, а потом тьму и тишину ночи прорезала вспышка и грохот.