Хлоя собралась было последовать вслед за Хетти к лифту, но вдруг она захотела сказать что-то Баку. Он был поражен, когда услышал ее слова:
— Я на минуту, можно, папочка? Я скоро вернусь. Баку польстило, что Хлоя задержалась, чтобы попрощаться с ним лично. Она была очень взволнована, голос ее дрожал, когда она вежливо сказала ему, что у нее был прекрасный день. Он постарался продолжить разговор.
— Ваш отец произвел прекрасное впечатление, — сказал он.
— Я знаю, — ответила она. — Особенно в конце.
— Мне кажется, вы во многом с ним согласны?
— Вам так кажется?
— Конечно. Я сам очень много думал над этим. Хотя, наверно, какое-то время ему было с вами трудно, да?
— Было. Но больше нет.
— Почему нет?
— Вы же видите, как много это для него значит. Бак кивнул. Казалось, она снова занервничала. Он взял ее за руку.
— Мне было очень приятно провести время с вами, — сказал он.
Она рассмеялась, как будто смущенная собственными мыслями.
— В чем дело? — пристал он к ней.
— Ничего, просто глупость.
— Так в чем же дело? Мы оба говорили сегодня много глупостей.
— Я чувствую себя неловко, — сказала она. — Я вас встретила, и вот мы расстаемся. Если вы будете в Чикаго, позвоните мне.
— Обещаю, — ответил Бак, — Не знаю точно, когда, но раньше, чем вы думаете.
Глава 22
Бак плохо спал. Отчасти он волновался из-за утреннего сюрприза. Он надеялся, что Хлою это обрадует. Однако по большей части его души была занята мыслями о чудесах. Если то, что говорил Рейфорд Стил, справедливо — а Бак инстинктивно чувствовал, что если это истинно хотя бы отчасти, то в этом и вся истина, — то почему Баку понадобилась вся жизнь, чтобы прийти к этому? Может быть, он стремился к этому всю жизнь, не сознавая, чего он ищет?
Даже капитан Стил, организованный, аналитичный человек, упустил это в свое время. А теперь он утверждал, что стал поборником, почти фанатиком этих идей. Бак так разволновался, что встал и стал расхаживать по комнате. Однако странно: он не чувствовал себя подавленным, униженным — его переполняли чувства. Еще несколько дней назад все это не имело для него особого смысла, и теперь, впервые после того, как он побывал в Израиле, оказалось, что он не в состоянии отделить себя от тех событий.