— Мы на улице нашли партийный билет, а внутри него лежало десять тысяч долларов.
И толпа взорвалась:
— Я коммунист, я коммунист!
И здесь раздался громкий крик:
— Разойдись! — и так громко, что все притихли, — разойдитесь, пропустите, идет Сергей Петрович, бывший председатель местного ЦК КПСС!
Вот так было и у меня. Появился неуловимый прокурор. На мой вопрос «кто вы?», я услышал — «Прокуратура г. Киева». Конечно, было как всегда, пошли опять отписки, опять хитрости, уловки, провокации, но то, что появился в карцере наконец-то деревянный пол, это я называю моим выигрышем. Хоть как-то в чем-то я выиграл у администрации и создал хоть немножечко им проблем не только со мной, но и с той частью заключенных, которые уже разочаровались во всем и сидели, терпели их беспредел на своей шкуре.
Я говорю о таких заключенных, как Тамаз Кардава, который умер в Лукьяновском СИЗО от цирроза печени. А могло быть иначе, если бы в нашем государстве работало актирование заключенных, болеющих особо тяжкими заболеваниями. Да если бы и не спасли его уже на свободе, но тогда хотя бы не лишали возможности родных и близких проститься при жизни с человеком. А для того, чтобы так поступить, нужно прежде всего быть гуманным человеком. А разве можно назвать гуманным отношение к заключенному, когда все прекрасно знали, что шансов выжить уже у Кардавы нет! Мне бы интересно услышать ответ, по каким причинам Тамаза Кардаву не актировали?! Кто имеет хоть малейшее право запретить родным в последние минуты жизни находиться рядом с умирающим?
Всему есть всегда ответ. У нас лучше, чтобы человек умер в неволе, чем дать ему шанс выйти на свободу, где есть вероятность, что он выживет. Потому что за то, что он умрет в неволе, никого к ответственности не привлекут. Прокуратура, как всегда, напишет все, что угодно, Секретариат Уполномоченного по правам человека — это всего лишь место для пересылки обращений. Вот и получается замкнутый круг, из которого ни у кого нет шансов вырваться.
Можно еще долго рассказывать относительно моей помощи другим заключенным в Лукьяновском СИЗО, но я не считаю нужным об этом писать, потому что это делалось мной не для пиара, а просто из человеческих побуждений.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Прошли мои очередные суды, которые, как и ожидалось, не принесли ни малейшего результата, и я получил семь лет лишения свободы, что говорило о том, что мое пребывание в Лукьяновском СИЗО близится к концу. Если вы думаете, что пришел конец моим мучениям, то вы глубоко ошибаетесь. В Лукьяновском СИЗО было еще много таких обстоятельств, которые не позволяли администрации проявить себя во всей красоте беспредела. С некоторыми обстоятельствами были связаны Евгений Захаров и Олег Левицкий, которые практически всегда мою жизнь держали на контроле. Когда уже была острая необходимость в медикаментах, когда я находился в карцере, то у меня благодаря другим заключенным была возможность позвать их на помощь. Но это я делал крайне редко, когда касалось меня, но не тогда, когда других. О других я им все уши прожужжал, правда, они мне никогда не отказывали. Но за себя, за двадцать пятую, за Лукьяновку, за карцеры, я просить их не считал нужным, потому что это опасно. А денег, чтобы нанимать отдельного адвоката, который занимался бы отдельно моими проблемами, связанными с правами человека в Лукьяновском СИЗО, АИК-25 и многими дру-тими, у меня нет. И так вся юридическая помощь мне по моему уголовному делу предоставлялась бесплатно, но уголовное дело я не смешивал со своими личными проблемами.
Я хорошо понимал, что меня отправят в учреждение для дальнейшего отбывания наказания, у которого особое предназначение, где меня смогут полностью изолировать от внешнего мира и в очередной раз попробовать мне закрыть рот своими методами. И таким учреждением стала Бердичевская исправительная колония № 70 в городе Бердичев Житомирской области.
Это учреждение максимального уровня безопасности, у которого среди заключенных была дурная слава. Нередко доводилось мне слышать об избиении тамошней администрацией осужденных. Нередко я видел осужденных, которых распределяли в БИК-70, и те путем взяток уезжали отбывать меру наказания в другие учреждения. Если бы не нарушались их права в этом учреждении, то зачем давать деньги, чтобы отбывать меру наказания в другом учреждении.
Но вскоре я получил ответы на все мои вопросы. По прибытию в БИК-70 мне сразу стало все понятно в собеседовании с первым заместителем начальника колонии Салюком Дмитрием Анатольевичем.
— У вас здесь, осужденный, шесть карцеров по Лукь-яновскому СИЗО, и вы злостный нарушитель, по каким причинам, вы можете мне пояснить?
— Конечно могу. Начну с того, что вы мне новость сказали, что у меня всего шесть карцеров записано, на самом же деле, если мне память не изменяет, я только за один раз отсиживал по пять карцеров подряд. Но отвечу по сути, все нарушения и карцера сфабрикованы за то, что я писал о пытках в АИК-25, конфликтовал с администрацией Лукьяновского СИЗО относительно новорожденных детей и беременных женщин из-за несоответствующих условий содержания. А также из-за гуманитарной помощи, собранной мной, которая в СИЗО пропала.
— Паныч, послушай сюда, мне, что ты пишешь обо всем этом, плевать, это БИК-70, и здесь будет так, как тебе скажут. Ты знаешь, что, в местах лишения свободы, любая помощь расценивается как поддержка воровских традиций?
— Я не пойму, вы что, мою помощь детям трактуете как поддержку воровских традиций?
— А это и есть поддержка воровских традиций.
— Подождите, я не пойму, — уже возмутился я, — мне еще довелось потом помочь одному солдату, это тоже поддержка воровских традиций?