– Толмачево примет?

– Выясню, Владимир Павлович.

– Пожар ликвидировали?

– Не сообщили. Выясню.

– Ищите посадку!

Порядок, регламент оповещений особой срочности в ЦДС разработал до мелочей, и все же в каждом случае, не так уж они, к счастью, часты, выплывает что-нибудь непредвиденное.

Пока Владимир Павлович принимал доклад «восточного» диспетчера, ею левая рука уже тянулась к группе белых телефонов прямой правительственной связи, где в центре, чтоб заметней, находился аппарат с надписью «Министр ГА».

Министра дома не оказалось, а выяснить, где он, времени не было. Но, с другой стороны, только министр мог отдать необходимые в таких случаях распоряжения, и они касались прежде всего генерального конструктора самолета и «соседей».

Владимир Павлович вызвал «соседей».

– ЦДС Аэрофлота, особой срочности. В районе Новосибирска терпит бедствие пассажирский самолет – пожар двух двигателей. Прошу принять возможные меры.

Оказывается, «соседи» о чепе уже знали – приняли с самолета сигнал бедствия. Но помочь не могли ни чем – в этом районе у них не было ни одной подходящей посадочной полосы. Далее по регламенту следовало бы поставить в известность генерального конструктора, но что можно ему сообщить, кроме самого факта? Неизвестно даже, потушили ли они пожар. «Значит, связь с самолетом».

Напрямую с самолетом связаться невозможно – слишком далеко. Придется через Толмачевский КДП, а одновременно задействовать канал дальней связи через радиоцентр во Внуково.

Владимир Павлович глянул сквозь стеклянную стену и по двигающимся губам Козырева понял, что аэрофлотский канал связи с Новосибирском занят – Козырев ищет аэродром, который может принять терпящий бедствие самолет. И он подключился к междугородной:

– Алло, по «самолету»: Новосибирск, аэропорт Толмачево, руководителя полетов.

Пароль «самолет» сработал безотказно: Толмачево отозвалось немедленно.

– ЦДС, первый, – бросил в микрофон Павлов, – нужна прямая связь с самолетом… Как нет?

Выяснилось, что самолет и от Новосибирска слишком далеко для прямой связи.

Пришлось через колпашевского диспетчера сообщить на борт самолета просьбу выйти по командной рации на связь с ЦДС, но какая это связь за две с половиной тысячи километров!

Сплошной треск и помехи. Совсем ничего не слышно.

Кое-что в Толмачеве все же знали: пожар потушен, самолет идет на двух двигателях с большим снижением, но управления слушается.