Тут дверь конторы распахнулась, и на пороге возник Игнат Полубешкин, приказчик, глава местной торговой конторы «гостя государева» Никодима Аниканова, одного из столпов «Вест-индского товариства». Он был одет в богатое платье иноземного покроя, а на плечах его лежали тщательно завитые на иноземный же манер длинные локоны.
— Пахом Довмонтыч, — обиженно начал он, войдя, — чего ж это ты? С дальних краев пришел, с самой родины, а к старому приятелю и зайти невместно? — Он покосился на поднос с кофейником. — А я б тебя не токмо кофием напоил.
Пахом рассмеялся.
— Так то, Игнат Дементьич, и ныне не поздно сделать. Токмо вот все формальны дела улажу. А то капитан порта у вас шибко строг. Эвон какими книгами кидается…
— Ну так через час жду вас с офицеры у меня в гостях. В новом доме. Никодим Панкратьич знает, куды ийтить. Все наши соберутся. Пообедаем, да и вести с родины послушаем… А то в порту говорят, к вам тут недалече шхуна привязалась? — обеспокоенно поинтересовался он.
— Все без урону прошло, — успокоительно махнул рукой Пахом.
— У, шнырь… — пробурчал Никодим, когда за приказчиком закрылась дверь. — В любую щель без мыла влезет. Со всеми французами уже в друзьях. И все уловки от их переймал. Казаки, кои остров патрулируют, не раз уже докладывали, что его подводы со стороны Кривой бухты груженые шли. Точно с контрабандистами дела завел.
— Да тебе-то что за дело? — удивился Пахом. — Ты что, таможня государева, что ль, о сем печься?
— Не таможня, — ворчливо отозвался Никодим, — не таможня. А все одно в делах порядок должен быть.
— Это ты о ком? — прищурился Пахом. — Никак о купцах? А я-то гадаю, о ком это Никодим насчет порядка-то… — Он насмешливо покачал головой.
— А ты не смейся, — повысил голос Никодим, — я тебе одно скажу. Игнашка Полубешкин через свою жадность нас всех может под монастырь подвести. Ты что думаешь, те тати, кто Игнашке контрабанду возит, и те, кто испанские города зорит, — разные? Вот то-то… А как оне вызнают, что у нас товара дюже много скопилось либо серебра добро, так и нами, можешь мне поверить, не побрезгуют. А все через жадность…
— Ну ладно, — примирительно отозвался Пахом. — С купца честно дела вести требовать все одно что с медведя — летать. А вот повар у него славный. Так что давай пиши все, что потребно, да и пойду я. Мне еще на корабле кой о чем распорядиться надо, а потом и на обед тронемся. Ежели Игнашка так тебе не по нраву, представь, что к его повару на обед идешь…
Несмотря ни на что, обед у Полубешкина удался на славу. Хоть Никодим и ворчал, что у него от всех этих иноземных изысков живот-де сводит. Щей бы… Но взаимная нелюбовь капитана порта и приказчика была всем давно известна. Собравшаяся компания, в коей были представлены капитаны и штурманы кораблей токмо прибывшего конвоя и весь цвет здешнего общества от стрелецкого десятника и казачьего есаула до всех одиннадцати французских торговцев и шести русских приказчиков, обедом осталась вельми довольна. Русских волновали вести с родины. Но и французам тоже было интересно, что там творится на Большой земле.
Заслышав о великом тягле, кое наложил на страну царь, приказчики заметно посмурнели и принялись уныло переглядываться. А стрелец и казак, наоборот, повеселели и принялись друг друга подначивать. Будто им с тех денег должно было что-то перепасть.
А потом к гостям вышла младшая дочка Полубешкина, коей он нанял француза-воспитателя, и, усевшись на стул с подложенной на седалище подушкой, потому как по малости лет не совсем доставала до клавиш, сыграла чего-нито на купленном приказчиком за бешеные деньги клавесине. Клавесин тот был привезен на Карибы лет двадцать назад каким-то английским чином. А после того как этот ценитель прекрасного убыл на родину, струмент сей, прежде чем попасть к Полубешкину, сменил еще несколько рук. Потому был изрядно побит, облуплен, но… все одно более ни у кого в городе ничего подобного не было.
Когда вечером Пахом возвращался на корабль, из местной таверны до него донеслась разухабистая песня:
Пахом усмехнулся. Матросы гуляют. А и ладно. Эвон какой дальний переход за плечами. Через весь океан… Эх, думал ли он когда, что судьба занесет его в такие места? Да и как он мог вообще о сем думать, если никогда и не знал, что такие места и на свете-то есть?! А государь, эвон, знал… Нет, верно народ говорит. Явно ему Пресвятая Богородица помогает. Потому как иначе никак не объяснишь, откуда государь о столь многом ведает. Оттого и Земский собор согласился на себя такую тяготу взять. Там же просто люди собрались. Ну как им идти против воли избранника самой Богородицы? Хотя… ох и тяжко в эти пять лет придется. Ну да ничего. Выдюжит народ. Столько лет мир был. Многие в скрытки серебра отсыпали. Вот ноне и раскопают…
А ночью его поднял боцман.
— Капитан… Пахом Довмонтыч… казака с крепости прислали.
Пахом вскинулся, ошарашенно мотнув головой: