– Учитель ученика бросить не может, – назидательно ответил Симпей. – А Хранитель не может бросить Орехового Будду.
– Где же ты был? Добывал напильник? Иль не мог к окошку подобраться?
– Зачем напильник, если есть мой нож. Он и железо перетирает. А подобраться сюда ночью нетрудно. Но нужно было дать тебе время обжиться на второй ступени.
Прут тихонько крякнул и поддался. Окошко было свободно.
– Лезь. Я спилил под корень, не оцарапаешься.
Ката примерилась – и похолодела.
– Не пройду я! Узко!
Он просунул руку, пальцами померил ей плечи, потом оконницу.
– Да, тесно. Сымай рубаху, тут каждый четвертьвершок на счет. И – головой вперед, как из утробы. Уши пролезут, пролезет и остальное.
Она протянула в окошко рубаху, сунулась головой. Но плечи застряли – никак.
– Сейчас будет больно. Не шумни.
Симпей взял ее за шею своими мягкими, но удивительно сильными пальцами, стал плавно тянуть.
Тело немного продвинулось вперед и встало намертво, стиснутое с двух сторон. Дедушка уперся коленом в стену, рванул.
– Мммммм! – подавилась стоном Ката, чувствуя, как сдирается с плеч кожа.
Но в следующее мгновение полегчало, и ученица выскользнула из дыры, повалилась на Учителя.
Чтоб не заорать, со свистом втягивала воздух. Обхватила горящие плечи руками – пальцы намокли от крови.
– Тихо… Дозорные услышат.
Симпей показал на костер, горевший под деревянным крестом – в самом узком месте перешейка, что соединял монастырь с берегом.
– Хорошо, что у этого
Кусая губы, Ката пошла за ним в темноту. За братскими кельями был спуск, под которым чернела вода. Она была ледяная, но холод ослабил боль.