Бурцев обнял девушку. Кусочек мертвого металла – залетный осколок фашистской гранаты – мешал сжать объятия по-настоящему. Он выбросил осколок.

Две пары: польский рыцарь с кульмской шпионкой и бывший омоновец с краковской княжной стояли неподвижно, словно соревнуясь в длительности и страстности поцелуев. Бурцеву почему-то казалось, что это соревнование они с Аделаидой непременно выиграют. И выиграли бы, безусловно, выиграли, если бы не…

Шум шагов за спиной вернул всех к суровой реальности. Вот блин! Рановато расслабились… Да, девушки спасены, да, обе целы-невредимы, да, к нацистам попали лишь обломки малой башни перехода и разлетающиеся по хронобункеру гранатные осколки. Но замок-то по-прежнему кишит фашиками!

Освальд схватился за меч. Бурцев поднял эсэсовский «вальтер». Навел ствол на чернеющую нишу.

– Кто здесь?

– Моя-моя!

Из темноты вынырнул Сыма Цзян. На плече маленький китаец тащил большой пулемет. Новенький, блестящий смазкой ручной «МГ-42». С двумя сошками, с округлым наростом барабанной пулеметной коробки на левом боку.

Бурцев протер глаза. Ну, прямо не китаец, а добрый волшебник-снабженец какой-то.

– Ты где это взял, Сёма?!

– Тута моя нашла! Совсема рядом целая арсенала. Большая арсенала, огромная. Больше эта комната. Моя заглянула и моя подумала, большая самострела для твоя пригождаться.

Он протянул пулемет Бурцеву. Бурцев ошалело взял. Десять кэгэ, наверное, может побольше. Для ручного пулемета – в самый раз.

Позади китайца возникли еще четыре фигуры. Дмитрий, Бурангул, Збыслав и дядька Адам.

Бурцев глянул на Аделаиду. Как-то теперь отнесется «просветленная» княжна к язычникам и еретикам, что так раздражали ее раньше? Нет, вроде ничего… Полячка, в самом деле, будто заново на свет народилась.

Приветливо и даже как-то виновато капризная дочь Лешко Белого улыбнулась всем и каждому. А у пожилого прусса – Бурцев не поверил собственным ушам! – даже попросила прощения.

– Не серчай, дядюшка Адам, на слова мои неразумные и обидные, – вздохнула гордая шляхтенка. – Не держи зла…

Вот это речи! Не девочки, но жены! Неожиданно пробудившаяся у воинствующей католички толерантность окончательно лишила Бурцева дара речи. А непробиваемый суровый прусс – тот, кажись, вообще растрогался.

– Пустое, дочка, – махнул рукой дядька Адам. – У нас сейчас проблемы поважнее имеются.

Проблемы?

– Что стряслось? – подобрался Бурцев. – Где остальные?

– Перебиты все, – доложил Дмитрий. – Супостат-то завал в подвалах уже разобрал. Опять греческий огонь на нас пустил. Поджег железную танк-колесницу да пострелял людей невидимыми стрелами.