– А я понимаю – негромко, проникновенным тоном заметил получивший подтверждение своим предположениям Савинков. Превосходно понимаю, мне, знаешь ли, тоже терять товарищей доводилось.
Он помолчал, давая собеседнику время вспомнить кто перед ним и проникнуться словами старшего товарища, затем продолжил: И претензий не предъявлю. Но если ты захочешь продолжить борьбу, знай – акция хороша тогда, когда она грамотно спланирована и идет на пользу не твоему чувству мести, но делу революции. Личные чувства должно подчинять линии партии, товарищ Юзик. И только партии!
Савинков бросил взгляд на сконфуженного мальчишку. Мальчишка и есть, ничего больше. Девятнадцать лет, в этом возрасте все экстремисты, в собственную смерть не верят, стремятся переделать мир, в кумирах еще не сомневаются, верят истово, замечательный материал…
– Я к тому – пояснил Борис Викторович, что террор это не месть. Это только способ. Метод борьбы, соображаешь? Цель не убить одного – двух мерзавцев, царь себе других найдет, дело не хитрое. Цель разбудить народ, расшатать устои закосневшего самодержавия. А не по подворотням с уголовными жандармов бить. Откуда, кстати, эта шпана взялась? – резко сменил он тему, внимательно изучая реакцию собеседника.
– Так… – парнишка вновь ощутимо смутился. Я ведь там жил, ну на квартире. В Питере…
– Ты курьером приехал, литературу возил? – перебил его вождь боевиков.
– Да, "Правду", она контрабандой через порт пришла – подтвердил Юозас. Но я все передал, просто не мог сразу уехать – надо было выждать, чтоб правдоподобно было. Я же поднадзорный, отпросился, как бы место учебы присмотреть. Ну вот, а если сразу назад вернуться – подозрительно.
– Верно.
– Ну вот… – он замолчал, убедился, что человек напротив ждет продолжения и сворачивать тему не намерен, и нехотя продолжил: Ну, я с соседями познакомился, с местными. С Лиговки, то есть. Случайно, в общем-то, гулял когда. Вот. Они действительно… хулиганят иной раз.
– Угу – согласился Савинков. И прохожим карманы иной раз чистят. Ты что, подзаработать решил?
– Да нет, как вы могли подумать? – возмутился Юзик. Я просто с ними бродил, за компанию. Город смотрел, даже агитировать немного начал. Они хорошие ребята, из рабочих. Шебутные только. Вот… А в тот вечер, мы по улице шли, недалеко от Лиговского. Смотрю – идет. Я его сразу узнал, он меня три раза в Стефановской тюрьме допрашивал. Ну, думаю, все. Не уйдешь. Ребятам говорю – гад, мол. Не сказал, что жандарм, они б струхнули, наверное.
Собеседник при этом поощрительно улыбнулся, подумав доброжелательно:
"А молодец, быстро соображает. Без шпаны, небось, и не завалил бы такого зверя. Подполковник, из старых, наверняка стреляный. И в рассуждении своем парнишка прав, блатные на жандарма едва ли б полезли. Нет, умница – ловко организовал. Что там дальше?"
– Они мне – мол, подожди – продолжал Григулявичус, – сейчас высмотрим, в какой он дом пойдет, в подворотне и встретим. Так и вышло. Никишов, когда к арке повернул, Васька туда вперед него – шасть! И выходит навстречу – прикурить, говорит, позвольте, или как-то так, я плохо расслышал. Никишов ему: "Мерзавец!" И в карман, за стволом. Ну, мы как раз с Гришкой подскочили со спины, железячиной его по башке отоварили, повалился. Дорезали потом.
Борис отметил, что в рассказе литовец употребляет все время исключительно "мы", и переспросил:
– Резал-то кто?
– Я – чуть опустив глаза, почти шепотом ответил Юзик. Дождался, пока Борис Викторович снова кивнет, и закончил:
– Ребята его обшарили потом, часы взяли, бумажник. Удостоверение нашли когда – струсили, начали на меня волну гнать, мол – в эдакое дело втравил. Васька даже за нож схватился было. Я тогда и говорю: "сейчас дорежу его, и все – свидетелей нет, а виноватый, если что, я буду". Тем и успокоил.
"Правдоподобно – отметил для себя Савинков. Он знал, что первый раз убить вот так, ножом, непосредственно своими руками, грязно и кроваво – тяжело. Упоминание о подтолкнувшей к действию стычке с бандитами, придавало рассказу законченность. Привирает, впрочем, наверняка. Небось, не сам вызвался, дружки-грабители и заставили, убивай мол, и бери на себя. Но это ничего, это ладно. Тут его на откровенность вытягивать и не след, пусть уверенней себя чувствует".
И мысли потекли в другую сторону: "А неплохой боец может выйти. Держится неплохо, кровь попробовал, назад пути ему нет".