– Славно, тогда по Григулявичусу вы все знаете – улыбнулся Николай Ильич. Всплыл наш мальчик в ноябре, во Франции. В окружении Савинкова, лично с ним конспиративно встречался. А потом снова исчезнул.

– А сейчас? – осведомился Гумилев у улыбчивого коллеги.

– Так пропал же – добродушно хмыкнул тот. Местонахождение неизвестно. Вам и предстоит выяснить, как я понимаю.

"Вот чего он такой веселый – понял контрразведчик. Потеряли мальчишку, а Савинков, похоже, этого Юзика к делу пристроил. Оттого тот и залег не пойми где, и всплыть может в момент самый неподходящий. Понятно теперь, чего и разведка такая любезная – упустили, пусть Гумилев старается, ловит…"

Предположение оправдалось тут же, в прочитанных документах кроме упоминаний о встрече с Савинковым ничего полезного про Григулявичуса не нашлось. Вторая папка вышла немногим интереснее, сообщение некоего агента о предполагаемом покушении, другого – о появлении в Париже что-то затевающего Инженера и… и пожалуй, толком все. Остальное следовало выяснять самому.

– А еще что о покушении есть? – уныло спросил Николай Степанович.

– Немного – улыбка с лица Гриднина пропала, и полковник заговорил деловым тоном: Есть информация, что в группу террористов вошел искомый Григулявичус. Связан прямо с Мельниковым, действуют в полной автономии от остальных, даже от Боевой группы. Найдете его – выйдете на террористов. Ну и наоборот, разумеется. Если выйдет убедить в опасности экса французов, а я думаю, выйдет – шпионаж шпионажем, дело обыденное, а теракт-то против их премьера, то их агенты для нас и Юзика выловят. Главное, брать его как-то вам самому исхитриться надо. Обязательно нужно узнать, куда он никишовскую бумагу дел, и чтобы французы того не узнали.

– О бумаге – напомнил Гумилев. Содержание ее, я так понял…

– Содержание самое прозаическое – перебил его собеседник. Распоряжение, чисто организационного плана. На документе гриф "Строго секретно. Хранить на правах шифра. Снятие копий воспрещается".

"Ни черта себе "прозаическое" – присвистнул про себя Николай Степанович. Впрочем, дело скорее всего в одной строчке или слове из текста, остальное и впрямь канцелярские фразы".

Этажом выше, в Разведчасти, Гумилева встретили у дверей. Несмотря на то, что размещались департаменты в одном, специально выстроенном лет десять назад здании, вернее, комплексе зданий, соединенных переходами, у разведчиков при входе стояла собственная охрана, и попасть к ним без уведомления и повторной проверки документов возможности не имелось. Подчеркнуто предупредительный, но при том строгого вида подпоручик, внимательно изучив удостоверение, проводил в один из кабинетов без табличек и номеров. Там поэта уже ждали.

Получив, как и было обещано генералом место встречи и пароль к связному от нелегальной резидентуры, несколько советов по ситуации во Франции и заверения в любой необходимой помощи, он сухо спросил:

– Филеры готовы?

– А как же? – всплеснул руками хозяин кабинета, полковник Синицын. Двух человек с вами отправляю, Николай Степанович. Зеленые еще, правда, зато оба французским владеют. Не детективы из "Бинт и Самбэн", но и не ваньки деревенские, выделяться не будут.

Резон в словах разведчика надо отметить, имелся. Опытные наружники Корпуса обычно происходили из бывших унтеров, языков не знали и для закордонной работы подходили слабо. Именно поэтому, за границей розыскной деятельностью в русских интересах уже четверть века занималось упомянутое частное розыскное бюро "Бинт и Самбэн", созданное во Франции еще до войны на средства Департамента полиции. Гумилев помнил, что один из "владельцев" бюро – Анри Бинт, скончался несколько лет назад, а Самбэн прекратил работу еще раньше, и поинтересоваться не преминул:

– Кстати, Сергей Антонович, а что сейчас "Бинт и Самбэн"?

– Работают, а как же? – любезно ответил коллега. Владелец бюро только нынче другой, monsieur Манго. Бывший комиссар Сюрте, очень толковый.

– Я могу обращаться к ним?

Разведчик замялся. Он прекрасно понимал, что без участия бюро искать скрывающихся бомбистов занятие малоперспективное. В "Бинт и Самбэн" служили отставные чины французской полиции, сыскари с опытом, причем связей с бывшими сослуживцами отнюдь не терявшие, что русской разведкой немало ценилось. Коррупция Сюрте давно стала притчей во языцех, а то, что сыщики "Бинта…" одновременно состояли у действующих коллег осведомителями, мало кого смущало. Использовали детективов в основном по русским эмигрантам, шпионаж против Франции шел по другой линии, а оплата услуг жандармами составляла суммы повыше жалования парижских фликов. Пусть их числятся у полиции агентами, для контактов на пользу России, опять же, прикрытие.

Загвоздка заключалась в ином. Работа детективного агентства на русских секретом для серьезных разведок не являлась уже лет двадцать, и возможность утечки сведений в ту же самую Intelligence Service представлялась весьма вероятной.