К генералу вызвали прямо с утра, едва зашел в кабинет. Начальник Охранного перешел к делу едва поздоровавшись:

– Николай Степанович, в Париже сейчас всплыл боевик Объединенки Григулявичус, убийца подполковника Никишова.

"А я-то тут при чем? – удивился про себя Гумилев. Я за кордоном последний раз два года назад работал, и то не в Париже".

А вслух спросил:

– Что-то в связи с этим для меня меняется, Михаил Фридрихович?

– Меняется – покивал генерал. Для вас задача будет весьма своеобразная. И притом не одна.

Генерал поднялся с кресла, подошел к окну, посмотрел на улицу, потом, обернувшись, продолжил:

– Вам, господин полковник, ехать во Францию. Григулявичуса надобно будет найти, это первое поручение. Любыми путями и в кратчайший срок.

Рвущийся с языка вопрос "почему я?", был бы, несомненно, не только нарушающим субординацию, но и неуместным. Начальник и так объяснит, если нужным сочтет. Потому вопроса этого Николай Степанович задавать не стал, а предпочел уточнить:

– Найти, и?

– Взять, но беспременно живым – резко ответил Коттен. И не покалеченным, а то знаю я, как филеры работают. В остальном – не ограничиваю! Но – он поднял палец вверх – это, безусловно, не главное. Захватить его и агенты сумеют, тут умственные усилия не великие необходимы. Главное, что рекомого Григулявичуса надо же будет допросить, и отнюдь не в парижской Сюрте. И не в посольстве, конечно, тем более – генерал по непонятной для подчиненного причине поморщился – сейчас. Доставить его требуется в Россию. Вы, помню, удачно провернули нечто подобное в Германии, четыре года назад, с Хеттихом.

"Похитить человека, пусть даже эмигранта, в столице великой державы – подумал Гумилев – это на разрыв дипломатических отношений тянет. Или не тянет? Дьявол его знает, но я-то точно нежелательной персоной стану. И как его вывозить, интересно? Кой черт Хеттих, там немецкая полиция сама все сделала, а во Франции с этаким предложением и подойти не к кому, вышлют в момент, второго слова сказать не дадут".

Шеф охранки меж тем еще раз пристально посмотрел в окно, словно ожидая высмотреть там упомянутого злоумышленника, ничего на заметаемом уже вполне по зимнему снегом проспекте, однако, не углядел, и развернувшись окончательно, пояснил:

– У Никишова пропал один документ. Потерять он его не мог, у взятых преступников не нашли – получается, достался Григулявичусу. Документ не очень для чужого глаза отчетливый, но ежели кому понимающему попадет, чрезвычайно опасный. И абсолютно секретный. Вам его содержание знать тоже пока излишне, да и не существенно это. Сам Григулявичус о значении документа, похоже, не догадывается, но и мы не знаем, куда он бумагу дел. Потому – только живым!

– А люди? – тут же поинтересовался полковник, с трудом представляющий себя хватающим террориста посреди Парижа, и волокущим через границу.

– Люди у вас будут. Разведка поможет, уже согласовано. Они дадут опытных филеров и связника от нелегальной линии, те тоже ищут. В Гавре под погрузкой будет стоять пароход Доброфлота, ваше дело доставить захваченного террориста на судно, там будут ждать.

– Ваше превосходительство – тоскливо спросил полковник, – в Гавре с границей или таможней, у нас какие-нибудь налаженные контакты есть? И вообще, я могу как-то взаимодействовать по этому вопросу с французами? В немецком деле нам помогали и их люди в Сааре, и полиция Мюнхена.

– Не будут они помогать – Коттен вернулся в кресло, тяжело вздохнул, и не дожидаясь расспросов продолжил: Во Франции неделю назад произошел крупный провал нашей разведки, слышали?

– Нет.