После одиннадцати появился врач; к этому времени я уже чувствовала себя лучше. Шишка все еще саднила, но головная боль уменьшилась. Я сразу заметила, что вид у него не такой веселый, как обычно. Он, точно, был чем-то обеспокоен. Он осмотрел мою голову, измерил температуру, посчитал пульс и сказал:
— Да, все не так уж плохо. По-моему, вы можете встать и посидеть где-нибудь в шезлонге, но только в тени. Не напрягайтесь и приходите ко мне па вечерний прием. Я жду вас в шесть часов. Слышали, в какую неприятную историю мы влипли?
— Миссис Крейг говорила, что, кажется, пропал Грэм Хедли.
— О, а вы знакомы с ним, да? Его постель утром была не смята, и стюарду это показалось странным. Потом выяснилось, что вместе с ним исчез его смокинг; надо полагать, он надел его. Веселенькое дельце: человек надевает смокинг, куда-то уходит и его нет до девяти часов утра. Нигде ни следа; стало быть, скорее всего, он угодил за борт. Видели бы вы капитана! На его пароходе ни разу не случалось ничего подобного.
— И что теперь делать? — спросила я, окончательно уверившись в том, что мистер Верритон совершил убийство.
Врач ответил с обычным спокойствием.
— Тело всплывет где-нибудь в море, нет сомнений. Все суда уже оповестили. Есть кое-какие свидетельства, что он пребывая не в самом веселом расположении духа. Вначале все было хорошо, но потом он неожиданно переменился. Несколько человек обратили на это внимание.
Я приняла ванну и оделась, а потом решила, что должна все-таки отчитаться перед миссис Верритон, хотя этого мне хотелось меньше всего. В их каюте царил полумрак; она лежала на кровати.
— О, я рада, что вам лучше, дорогая, — поприветствовала она меня. — Смотрите, будьте осторожнее и… последите, чтобы с детьми ничего не случилось. Миссис Крейг, конечно, приглядывает за ними, но… Разумеется, надежнее всего было бы позвать их сюда, но они ведь ни за что не усидят на месте. Они вполне оправились от испуга.
Для меня невыносимо было слышать этот голос — слабый, дрожащий, почти неузнаваемый. Интересно, она тоже подозревает, что муж замыслил недоброе в отношении собственных детей?
— Я сделаю все, что смогу, — пообещала я. — И я уверена, они никогда больше не станут подниматься на палубу ночью.
— Ночью я собираюсь настежь открыть дверь к ним в каюту, — сказала она почти шепотом.
Когда я поднялась на палубу, там только и разговоров было, что об исчезновении Грэма Хедли. Мне удалось найти свободный шезлонг, и я устроилась в нем, как и было велено, в тени. Скоро пришел Чарльз; у него был серьезный вид.
— А-а, вот ты где, Джоанна! Тебе лучше?
И едва он успел задать этот вопрос, как на нас обрушились Роберт, Джеймс и Мэри; они не уходили до самого ланча. У нас не было ни малейшей возможности поговорить наедине. Они все уже слышали о том, что случилось с детьми, и о загадочном исчезновении Грэма Хедли. А я пыталась понять, делают ли эти события мой рассказ в глазах Чарльза более правдивым. Я все еще чувствовала себя обиженной и странно одинокой, даже несмотря на то, что сидела так близко от него.
Раз я увидела Эдварда Верритона и была потрясена его видом. Он еще постарел и как-то тревожно переменился. Правда, никто, кроме меня, этого, кажется, не заметил.
Днем, несмотря на печальные происшествия, состоялся детский утренник. Столы были сдвинуты под навесом на палубе А и буквально ломились от еды. В главной комнате отдыха проходил бал-маскарад. Почти все взрослые собрались там, чтобы смотреть и восхищаться; пришел и Чарльз, он снова стоял ко мне почти вплотную. Я догадалась, что он не хочет упускать меня из вида, но он не сделал ни одной попытки вернуться к нашему разговору.
Кенди была одета Мойдодыром. Ее костюм состоял из разноцветных полотенец, стянутых на талии красным шнурком, а головной убор был сделан из пестрой простыни с прикрепленным к ней куском розового мыла. В руках она несла банный коврик и огромную мочалку. Последняя была около пяти футов в длину, и миссис Крейг похвасталась, что это работа ее мужа.
Там встречались феи и гномы, акулы и русалки. Я видела также не менее четырех детей, одетых в резиновые сапоги и непромокаемые плащи с надписью «Дубровник». Гильберт изображал арабского шейха и был окружен целым сонмом маленьких девочек, наряженных его женами. Их появление вызвало сначала веселый ропот, а потом взрыв аплодисментов. Все получилось очень празднично и, несомненно, понравилось бы мне, если бы я не разучилась радоваться простым вещам.
И Кенди, и Гильберт выиграли призы и выглядели очень довольными. Потом все они собрались около столов и приступили к еде, а мы с Чарльзом вернулись в тенек к нашим шезлонгам. Почти сразу пришел Роберт и спросил, собираюсь ли я надеть сегодня вечером маскарадный костюм. Я была вынуждена признаться, что совершенно позабыла об этом. Я даже не видела программы на сегодняшний день.