Я еще не выкроила времени об этом подумать. У меня нет ни минутки на себя, а если мне чудом удается увидеться с Патриком, мы слишком заняты нашими двинутыми объятиями, чтобы посмотреть на себя со стороны, и я откладываю на потом момент, когда придется всерьез над этим задуматься. Из страха, что этого не поймут, – я не могу отмести такой вариант.

Никто ни на минуту не поверит, что мне не доставляет удовольствия этот жуткий маскарад, при всей его извращенности, – но я никогда не утверждала обратного, никогда не говорила, что чувства у меня чисто платонические. Мне кажется, будто я пробудилась от долгого сна, – и я понимаю, до какой степени отношения с Робером под конец опошлились и утонули в равнодушии.

Я сознаю, что так не может продолжаться бесконечно, что очень скоро нам придется об этом поговорить, – но есть еще страх, что все может исчезнуть в мгновение ока, если мы заговорим, и от этого страха я цепенею. Когда я иду обратной дорогой и возвращаюсь домой, счастливая, изболевшаяся, почти потерявшая голос, он всякий раз предлагает меня отвезти, но я предпочитаю уходить как пришла, пешком, и подышать ночной прохладой, чтобы нормализовать температуру тела и души.

Однажды вечером после тяжелого дня Венсан доверительно сообщает, что его отношения с Жози отнюдь не наладились и он намерен обратиться в суд, если не удастся добиться опеки над Эдуардом мирным путем.

– Например, – объясняет он мне, – я мог бы забирать его вечером после рабочего дня, а утром отвозить обратно по пути на работу. Я мог бы по вечерам кормить его, купать, укладывать, а утром подмывать, пеленать, давать завтрак.

Я только киваю. Какой смысл говорить ему о непомерности и абсурдности ноши, которую он собирается взвалить на свои плечи? Есть ли у меня хоть малейший шанс его образумить? Мы идем выпить, прежде чем ехать домой. К нам присоединяется Анна. Она тревожится из- за праздника, а Робер, который будто бы живет в отеле в ожидании ее решения, постоянно бродит по квартире в поисках галстука или пары ботинок, которые не успел забрать.

– Это просто из себя выводит, – вздыхает она. – Думаю, он нарочно.

Когда Венсан уходит в туалет, я прошу Анну не поощрять его безумный замысел – не дай нам бог оказаться с младенцем на руках не с утра до вечера, но с вечера до утра, что еще хуже.

– Думаешь, после такого дня, как сегодня, у меня есть желание нянчиться с новорожденным? Ты пораскинь мозгами, пожалуйста. Я этого не хочу.

– Чего же ты хочешь?

– Сама не знаю. Не хочу этого, вот и все. Хочу, вернувшись домой, напустить себе ванну, и ничего больше.

– Но для него это важно.

– Я думала, мы нашли правильный ритм. Через день – для меня это уже много. Не просите у меня большего. Бесполезно Мне необходимы спокойные вечера, понимаешь? Каждый имеет право на личное пространство, ты сама знаешь. Это тоже важно.

– Послушай, я могу забирать их к себе на вечер или два в неделю. Не знаю, что скажешь?

– Я думаю, у него ничего не получится, не убеждай его в этом это не помощь.

– Мы ему поможем. У нас получится.

Я ничего не говорю. Пью джин-тоник через соломинку.

В этот вечер я ору что есть мочи, зову на помощь и брыкаюсь, как обезумевшее животное, и под конец Патрик скатывается меня весь в поту, запыхавшийся, а потом лежит, раскинув руки, улыбаясь в потолок, насвистывает сквозь зубы и сообщает мне, что я сыграла свою роль блестяще, исключительно, – я вижу, что из носа у него идет кровь, – после чего, привстав на локте, смотрит на меня с восторгом.

Венсан справляется неплохо, он снимает баржу перед Большой библиотекой[12] , находит диджея-англичанина и договаривается об остальном в «Фло», выторговывая за все лучшую цену; все в агентстве им довольны, он услужлив, выкладывается по полной на работе, которую мы ему поручили, и мы начинаем думать, что, приняв его, не просто совершили акт благотворительности, – то есть так думаю я, Анна, по ее словам, никогда в этом не сомневалась. Но, конечно, не все гладко. Проблемы с Жози омрачают ему жизнь и портят удовольствие. Я подолгу выслушиваю его на обратном пути и знаю, что они еще далеки от примирения и обстановка накаляется. Меня, с одной стороны, это успокаивает, когда я вижу, что Жози своего не упустит и мои страхи преждевременны, но, с другой, тревожит, когда я подмечаю мрачное и упрямое выражение лица Венсана в зеленоватом свете приборного щитка.

Я всегда боялась, что унаследовала что-то от отца, боялась быть лишь проклятым звеном в проклятой цепи.