– Нет, нет.
– Вы уверены? Вы в одной рубашке.
– Нет, нет.
– Вы можете поставить себя на мое место?
Я не смотрю на него, но пар от его дыхания мне виден.
– Что мне с вами делать? – спрашиваю я. – Помогите мне, скажите, что мне делать.
Я кошусь на него украдкой и вижу, что он знает не больше моего, вижу, что он тоже пытается понять, что ему и самому хочется разобраться, но это напрасный труд.
– Иначе я ничего не могу, – выпаливает он после долгого молчания.
– Знаю, я не слепая, – говорю я.
Он повторяет громче:
– Иначе у меня не встает, понимаете?!
На этот раз я смотрю ему в лицо, потом пожимаю плечами и отвожу глаза.
– Что за безумная история! – вздыхаю я.
Еще минуту или две я рассматриваю небо, потом предлагаю пойти в дом согреться.
Мне приходится ждать еще два дня, чтобы увидеться с ним, – ждать, когда Венсан будет дежурить при Эдуарде, чтобы у меня выдался свободный вечер, и мы принимаемся за старое, выпиваем немного, чтобы взбодриться, и, не в силах больше ждать, он бросается на меня, и вот мы уже катаемся, как звери, по полу, и начинается наша борьба. Он срывает с меня одежду, я дико кричу. Я всерьез колочу его кулаками, он держит меня за горло, бьет, овладевает мной и т. д.
В выходные я покупаю запас дешевого белья.
По зрелом размышлении мы все-таки решили устроить этот пресловутый праздник в честь двадцатипятилетия
Я ложусь и немного читаю – я не все люблю у Дэвида Фостера Уоллеса, но местами это просто фантастика, – дожидаясь, когда он уснет, – встаю, подхожу к его комнате проверить и, если не вижу света под дверью, не слышу ни звука в течение минуты, ухожу на цыпочках и покидаю дом.
Я иду через сад, выхожу на шоссе, пересекаю его, спокойно шагаю по открытой местности среди куп деревьев в тяжелых снежных шапках, искрящихся в лунном свете, иду, засунув руки в карманы, я одна, я слышу птичий крик, улыбаюсь, мысль, что Венсан может проснуться и заметить мое отсутствие, почти сладка, и я поднимаюсь к его дому, его окна освещены, труба дымит.
Патрик думает, что, когда мы с ним в подвале, я могу звать на помощь и орать до посинения, не боясь перебудить соседей, что меня успокаивает, а то ведь я затруднилась бы объяснить, почему кричу среди ночи, будто меня режут, и как можно заниматься такими глупостями в моем возрасте, играть в такие извращенные игры.