– Тезка, это так называемое смертельное ранение.
– Но как… – прошелестел Говоров, глядя прямо перед собой.
– Один дерьмовый шахматист проиграл другому хорошему шахматисту, – Воронцов снова слегка пнул его. – Боишься? Правильно делаешь, что боишься.
Подойдя ближе ко мне, майор протянул руку:
– Вставай, все закончилось.
Когда он вытащил меня из могилы, Говоров вдруг поднялся на ноги и слепо зашагал куда-то по лесу в сторону болота, прижимая руки к животу. Воронцов безразлично посмотрел ему вслед.
– Что здесь происходит? – единственное, что мог выдавить я.
– Что происходит? – Воронцов лишь усмехнулся. – Сережа, тебе нельзя недооценивать свою супругу.
– Мою супругу? А она-то тут причем?
– Ну не знаю, может, она попросила свою двоюродную сестру помочь? Ту самую, у которой муж следователь.
– Погоди, ты хочешь сказать, что ты тот самый…
– Да, я тот самый следователь, о котором она говорила, – вздохнул Воронцов. – Когда я узнал, что ты отказываешься от помощи, то решил разобраться с этим делом сам, – майор улыбнулся и вдруг сказал, – получается, что мы с тобой вроде как родственники.
Со всех сторон из леса стали выходить мужчины в черном камуфляже и с оружием в руках. Один из них подошел к Воронцову и сказал:
– Товарищ майор, прикажете ликвидировать?
Тем временем метрах в 30 шатающаяся фигура Говорова снова упала на колени и с неистовым упрямством поднялась на ноги.
– Не надо, – тихо ответил Воронцов. – Мы его проводим, куда бы он ни шел.
Майор зашагал вслед за спотыкающейся фигурой Говорова. Пройдя несколько шагов, он недовольно повернулся ко мне и сказал:
– Пойдем, родственник. Проводим нашего друга.
Мы шли вслед за Говоровым, который упрямо отказывался умирать и с неистовой решимостью продолжал шагать сквозь лес. Я шел вслед за Воронцовым, который словно на прогулке в парке шествовал по лесу и будто перед ним в метрах 10–15 не умирал человек. Мы прошли еще несколько метров, когда Воронцов сказал:
– Когда я стал заниматься этим делом, то мне сразу показалось что тут все нечисто. И занимался я не повешением капитана, а в первую очередь смертью этой девочки. Когда поговорил с этим Толиком, то понял, что этого парня менты просто сломали и заставили подписать что скажут. А заставляли они его подписывать, так как все улики против него. Да какие улики, чистые доказательства: вещи убитой в этой вонючей деревне, мотив с перепиской. Все было оформлено так, будто ну вот совсем очевидное дело. Это мне и не понравилось. Слишком очевидное. Место для убийства идеальное, даже обвиняемый и жертва подобраны так, чтобы ментам не пришлось париться. Вот это и смутило. Очевидность.