Глава двенадцатая

По утоптанному песку подъездной дорожки, ровнехонько у широких ступеней, ведущих к парадному входу в господский дом Меньковича, нервно прохаживался Мартин Гура. Его подвижное лицо с впалыми щеками раскраснелось, на тонких губах играла снисходительная улыбка, длинные седые волосы растрепались. Одна рука мага по-хозяйски обнимала талию светловолосой красавицы, в которой Оболонский без колебаний узнал гостью Меньковича и давешнюю пленницу кметов. С момента самой первой встречи женщина заметно подрастеряла свою надменность и высокомерие, ее красивые волосы опять были растрепаны, платье небрежно полурастегнуто, в глазах застыл страх, куда больший того, который она позволила себе показать, привязанная к дереву селянами. Неброский свет высоких масляных фонарей, утыканных вдоль подъездной дороги, разгонял полумрак спускающихся сумерек, но не мог разогнать внезапное замутнение рассудка человека, бродящего по дорожке.

Оболонский был готов к чему угодно из магического арсенала, но только не к такому. Он перестал прятаться и вышел из укрытия прямо на подъездную дорогу.

– О, Иван Оболонский, друг мой, а вот и ты, – улыбка Мартина стала широкой и фальшивой, свободная рука распахнулась в приветственном жесте, – Не ожидал тебя так скоро. Как ты сюда попал?

– Рука судьбы, – меланхолично пожал плечами новоприбывший. Внезапно вспомнились старые годы: только тау-магистр Мартин Гура да собственная мать звали Ивана-Константина Оболонского первым именем – Иван, и эта сугубо личная деталь неожиданно больно задела за живое.

– Судьбы? Что ж, порой ее правая рука не знает, что делает левая, – Гура хихикнул, скривился, перехватил женщину сильнее, – Не знаю, как ты научился проходить сквозь магические фигуры, но здесь ты совсем не кстати. Уходи-ка, мальчик, по добру по здорову, и я тебя не трону. По старой памяти отпущу. Ты был хорошим мальчиком, из всей университетской мрази только ты за меня заступился. Такое ведь не забывается, – маг выжидательно замер, склонив голову.

– Поэтому из благодарности ты заманил меня в Подляски? Или это из чувства сострадания к людям, которых ты там запер и постарался убить? А понимаю! Ты дал мне шанс их спасти. Проявить мои лучшие человеческие качества. Ведь разве бывает герой без злодея?

Едкий сарказм Оболонского достиг цели.

– Я не заманивал! – завопил вдруг Гура и яростно зажестикулировал одной рукой, между тем другой рукой не отпуская женщину от себя, – Не понимаю, как ты там оказался! Ты там не должен быть! Не там! Тебя должны были в кутузку! Казимир обещал! И все! Выпустили бы через два дня! А ты поехал в деревню. Зачем! Зачем ты там оказался? Ты мне был как сын! И ты меня не путай! Не путай меня! Еще шаг – я всех взорву!

Константин остановился, бросил быстрый взгляд в сторону и примирительно поднял руки ладонями вперед.

– Я стою, Мартин. Давай поговорим как маг с магом.

Дружелюбный тон и мягкая улыбка заметно успокоили Гуру. Постепенно дыхание его выровнялось, сошли горячечные красные пятна со щек. Тау-магистр перестал болезненно стискивать подругу Меньковича, но как только его рука разжалась, ноги женщины подкосились, и она едва не осела на землю.

– Отпусти их, Мартин. Зачем тебе эти люди? Разве способны они понять тауматурга твоего уровня? В университете я искренне восхищался тобой, – негромко сказал Оболонский, делая осторожный шаг в сторону, – Восхищался твоим гениальным умом, твоими талантами, твоими умениями. Ты умел найти неожиданное решение, ты умел творить невероятные вещи. Что ты с собой сделал сейчас? Как же ты опустился до обычного отравления?

– Обычного отравления? – возмутился Мартин, встряхивая женщину, как куклу, – Это ты называешь обычным отравлением? Ты полагаешь, так просто заставить яд Бопту, пятикратно очищенный, смешаться с обычной грубой болезнью? Нет, мальчик мой, я потратил не один день, чтобы разгадать эту загадку! И это только начало. Я еще только начал. Ого, я еще и не такое могу! Ты обратил внимание, чем я стабилизировал гексаграмму над деревней? Ты когда-нибудь видел, чтобы один маг мог поднять такую фигуру? Я применил одну очень хитрую штуку, Иван, и, если ты будешь со мной, я тебя научу. Да, мы с тобой вполне можем сработаться, мой мальчик…

– Но ведь ты ее не разгадал, Гура, – Оболонский сделал еще один шаг в сторону, – Ты просто сделал так, как тебе советовали, запустил болезнь в деревню и наблюдал, долго ли протянут люди, запертые там. У тебя ведь даже нет противоядия.

– Нет? Почему это нет? У меня есть противоядие! – голос Гуры чуть заметно дрогнул.

– Есть? Не уверен. Отпусти этих людей, Мартин, нам с тобой есть о чем поговорить. Тебя не удивило, как мне удалось выбраться из зараженной деревни живым?

Гура нахмурился: