«Похоронам» предшествовали «панихиды» с участием бродячих котов и собак. Для первых монумент обливали валерьянкой, нализавшись которой ошалевшие котяры устраивали концерты-реквиемы, а для вторых на пьедестал сваливали отборные кости, за которые велись мужественные бои с голливудскими шумовыми эффектами.

Сами же «похороны» происходили так: огромную статую установили на ещё более огромном лафете, по бокам танцевали мальчишки в национальных костюмах, и провезли эту статую по всей столице — до главной городской свалки, где она была сброшена в «яму Кинг-Конга», подняв тучи панически орущего воронья.

К стыду своему должен сказать, что были попытки и войны с культурным наследием. Но я не знаю (за одним горчайшим исключением) случаев нанесения ущерба памятникам, хотя «с аппетитом» посматривали и на Пушкина, и на Лермонтова, и на Грибоедова, и на Горького, и на Маяковского… Ну, последние двое ещё в советском контексте, понятно, что им пририсовывали, и где… Но — не разбили. Единственной жертвой в пору вышедшего из-под контроля мракобесия стал маленький бюст Гоголя в саду (ныне) 9 апреля. Увы, лёгкой добычей оказался Николай Васильевич…

Я случайно проходил мимо, когда вандалы с красными от возбуждения рожами окружали бюст. В «лидеры» выбился некий юнец, «похожий на порося», как сказал бы сам Гоголь.

«Уничтожим наследие России!» — призывал он.

Я решился вмешаться:

— Гоголь — украинец.

— Ну и что, он писал по-русски, он служил Империи!

— Я тоже пишу по-русски, — разозлился я, забыв, где нахожусь.

— А мы тебе памятник не рушим, — сострили вандалы.

— Ребята, — привёл я последний аргумент. — Поверьте мне, как филологу, — так плохо о России, как Гоголь, не писал никто. Найдите у него одного умного, благородного, честного, сильного духом русского…

«Лидер» сделал попытку задуматься, но было уже поздно — бюст, правда, не разломали, а сняли с пьедестала и унесли. Как мне говорили, сейчас он где-то в хранилищах.

— Знаешь, может, ты прав, но нельзя же ставить в Грузии памятники всем писателям. Вот Пушкин, Лермонтов — они здесь были. А если ставить памятник Гоголю, то почему не Некрасову, не Тургеневу? — вопросил меня вандал «из продвинутых», когда страсти поутихли.

— Эх ты, гогра (груз. тыква), — покачал я головой. — Когда поймёшь, где Гоголь, а где Некрасов, вот тогда и поговорим…

Да, великое раздражение в народе вызывало советское наследие. Оно и сейчас вызывает, просто действительность сегодняшняя оказалась едва ли не ужаснее коммунистического прошлого. И всё же ностальгии по красному знамени в Грузии нет. И, рискну предположить, не будет.

Единственное советское наследие, не вызывавшее и не вызывающее в глазах общественности эффекта красной тряпки для быка, — это трагедия войны СССР с Третьим рейхом. И вокруг памятников воинской славы нет пикировки интересов, прежде всего потому, что в Грузии нет просоветски настроенной части общества — здесь все практически единодушно убеждены в абсолютном идиотизме советской системы. Так же, как и в том, что кровь наших юных дедов и прадедов не может быть ни в каком контексте предметом политических разборок или торгов.

«За весь постсоветский период нами отмечено только несколько актов вандализма на кладбищах, где захоронены погибшие в той войне, и речь идёт об индивидуальных надгробиях, — рассказал заместитель Союза ветеранов ВОВ Ваке-Сабуталинского района Тбилиси Леван Чачуа. — В основном это похищение цветного металла с целью его реализации. Был зафиксирован также случай, когда вандал пытался таким извращённым способом свести семейные счёты, но был задержан и осуждён. Вы помните, этот сюжет, возмутивший всю Грузию, передавался по телевидению.

Но, конечно, имеет место потеря исторической памяти. Молодёжь уже не связана кровно с той войной, за праздничными столами не сидят отцы и деды с орденами и медалями на груди. И поэтому отношение к главному в Грузии Мемориалу Славы в Парке Победы, скажем так, не трепетное. Но политические мотивы я тут исключаю. Мы были крайне недовольны исчезновением скульптур по бокам монумента Неизвестному солдату, но и тут ни о каких политических сведениях счетов со стороны общественности и молодёжи, в частности, говорить не приходится. Скульптуры приходили в запустение, уход за ними, по-видимому, обходился слишком дорого, решили обойтись минимумом.

А если брать картину в целом по Грузии, то в Гурджаани у нас здравствует монумент „Отец солдата“, в Батуми — мемориал Вечного огня, правда, без огня, опять-таки в целях экономии газа, в Тбилиси — памятники маршалу Геловани и генерал-лейтенанту Леселидзе… И никто их пальцем не тронет, ведь даже подрастающее поколение у нас знает, что ни Россия, ни Украина, ни другие республики СССР не понесли столько потерь (в процентном отношении), сколько Грузия — здесь погиб каждый пятый из призванных на фронт.

Осквернение памятников — не наш стиль, и вы, как человек, родившийся и выросший в Грузии, знаете это не хуже меня, старика. Но непочтительное отношение к памяти героев войны со стороны властей, к сожалению, имеет место. Мы уже дважды судились с мэрией по поводу их постановления о переименовании центральной улицы генерала Леселидзе, той самой, где в скверике стоит его памятник, в улицу Котэ Абхази. Котэ Абхази, зять Ильи Чавчавадзе, был героем Грузии, но разве нет других улиц? Однако, похоже, они настояли на своём — из газет я узнал, что улица Тюленина в отдалённом Глдани-Надзаладевском районе переименована в улицу Леселидзе. Правда, „родные“ таблички в центре ещё не сняли…»