Хьюго открытой ладонью ударил его по лицу.

— Мы договорились, что никаких убийств… а ты что сделал? — Бенедикт попятился в угол. Он потер красные следы пальцев на щеке.

— Ты установил заряды на «Кингфишере», грязный сукин сын! Боже, страшно подумать, что ты сделал с Ленсом и девушкой.

Снаружи шторм достиг максимума. Полился дождь — верный знак, что ветер скоро стихнет.

Хьюго автоматически включил дворники, расчищавшие стекло рубки, продолжая обвинять Бенедикта:

— Я видел, как ты пытался убить итальянца. Боже! За что? Он один из нас! Я следующий в твоем списке?

— У него алмазы, — промямлил Бенедикт. — Я хотел отобрать их у него.

Выражение лица Хьюбо изменилось. Он отвернулся от руля и посмотрел на Бенедикта.

— У тебя нет алмазов? Это ты хочешь сказать? — Голос его звучал почти болезненно.

— Закрой уши, крепче. — Джонни прижал Трейси к переборке в самом дальнем от циклона углу. — Там двадцать пять фунтов пластиковой взрывчатки

— взорвется, как вулкан. Он использовал короткий фитиль — четырнадцать минут. Ждать недолго.

Джонни прижал плечи Трейси к переборке и сам прижался к ней — хотел защитить своим телом.

Они смотрели в глаза друг другу, стиснув зубы, закрыв уши руками.

Проходили минуты, самые длинные минуты в жизни Трейси. Она не перенесла бы их, забилась бы в истерике, если бы не это большое жесткое тело, закрывавшее ее; но даже так она чувствовала все усиливающийся ужас.

Неожиданно ее ударила волна воздуха, она чуть не задохнулась. Джонни бросило на нее. Воздух надавил на барабанные перепонки, перед глазами сверкнули яркие огни, она почувствовала, как стальная переборка за ней дрогнула.

Потом в голове прояснилось, и, хотя в ушах звенело, она с облегчением поняла, что еще жива.

Она поискала Джонни, но его не было. В страхе протягивала она руки, потом открыла глаза. Он бежал по длинному помещению, направляясь к противположной стене; добежав, прижался к окошку.

Дым взрыва все еще заполнял помещение циклона, клубящийся голубоватый дым, но сквозь него Джонни смог рассмотреть последствия.

Огромный циклон был сорван со своего основания и теперь упирался в дальнюю переборку — разбитый. Достаточно было одного взгляда — и Джонни застыл в полном ужасе.

Стальная труба, подающая гравий, была перерезана как раз перед соединением с верхним люком. Она торчала на шесть футов, но теперь под напором струи изгибалась и раскачивалась, как будто была не из стали, а из резины.