Они вернулись в пустую трапезную залу, где, сидя на лавке, дожидались Любаву Всеслав с Сольмиром. Оба встали и в пояс поклонились княгине. Всеслав, бросив быстрый взгляд на своего спутника, с отсутствующим взглядом дергавшего себя за кудри на затылке, резко сделал шаг вперед, загородив его собою.
— Я попробую узнать, где скрылась панна Катарина, — обратилась Предслава к рыцарю Болеслава. — Твоя невеста права. Мне многое подвластно. Мои люди тебя разыщут, Всеслав, если мне что-нибудь станет известно, — продолжила княгиня с властностью естественной, прирожденной, а потому гармоничной, не разрушающей ее женственного облика. Неожиданно в ее темных глубоких глазах вспыхнули искры озорства. — И мне понятен твой выбор будущей жены. Эта невеста ни капельки не похожа на предыдущую. Скромная, умеющая любить девица. Но неприятный опыт с Касенькой определил твой нынешний выбор, Всеслав. Ты мог бы быть за это благодарен, да, благодарен Касеньке.
Растерявшийся рыцарь молча поклонился еще раз.
Сольмир заговорил только тогда, когда все трое переехали мост через реку и оказались за пределами Ледницкого острова. Так заговорил, что лучше бы и дальше молчал.
— Любава, я остаюсь. Я не смогу жить без Нее. Она как нежный запах ночных цветов, как тихая сладкая песня в ночи.
Он резко остановил своего коня под огромным дубом, еще остающимся без листьев. Потрясенные спутники сказителя тоже остановились.
— Сольмир, это ничего хорошего тебе не даст, — рассудительно ответила Любава. — Подумай, кто ты, а кто она. Это же мучительно. Ходить и страдать рядом с той, кто на тебя не обращает внимания. Для кого ты никогда не будешь равным, в лучшем случае станешь отроком, прислужником.
— Сказителем.
— Нет. Сейчас Великий Пост. Никто тебе не даст ни играть, ни петь.
— Я ее приворожу.
— Ой-ли, — с сомнением протянула Любава.
Сын муромского главного волхва вспыхнул.
— Я по-настоящему приворожу. Без всякой чепухи вроде половинок разрезанной летучей мыши по двум сторонам дороги, или проверченного вертелом сердца крота. Я в силах использовать истинный приворот.
Всеслав присвистнул и крепко взял рукой Сольмирова коня за поводья.
— Не обижайся, ничего особенного, но у тебя не получится, — расстроено произнесла новгородка. — Мы, христиане, защищены от любых приворотов. Только своей душе повредишь.
Сольмир смотрел на огненноволосую в лучах солнца девушку каким-то потемневшим взглядом.
— Посмотрим, дядько лысый, может, она не такая уж и христианка.
— Какая бы не была, приворот не подействует. Сольмир, миленький, да брось ты свою безумную затею.
— Да, кстати. А что ты с Болеславом делать собрался? — скептически поинтересовался Всеслав. — Отворот? Так у них все не столько на любви, сколько на политике замешано. Против политических соображений как приворот так и отворот бессилен. Лучше уж самому себе отворот устрой, раз такой умный.
— Отпусти моего коня, — гневно заявил влюбленный сказитель. — Или можешь и дальше держать. Я пешком вернусь.