– По-разному.

Очень содержательно.

– Ляля, а что вас смущает? Даже если бы вы у Филиппа жили, что тут особенного? Ренат Ильич сказал, что у вас роман был, – про предыдущего приятеля Ляли, повара Эльдара, что привел ее в клуб, Арина решила не спрашивать. Может, они вообще были всего лишь приятелями. И если даже там тоже имелась какая-нибудь любовь-морковь, и тот убил соперника из ревности… и что? О поваре можно и после спросить, для начала нужно определиться, какие отношения связывали девушку с убитым.

– Роман?! – она словно возмутилась. – Что вы! Роман – это… ну это совсем не то. А мы… мы пожениться собирались, – она подняла худенькую ладошку, демонстрируя колечко (скромное, но вполне убедительное), в центре которого посверкивал камушек, тоже скромный, но тоже вполне… убедительный – неужели бриллиант? хотя, быть может, и фианит, как в серьге. – Заявление подали, – судорожно сглотнув, Ляля прижала к губам платок, Арина же сделала пометку в блокноте: уточнить в ЗАГСе наличие заявления, почти не сомневаясь, впрочем, что девушка говорит правду. – Филипп хотел, чтоб все как полагается было. Ребенка хотел. Говорят, мужчины пугаются… ну когда о детях разговор заходит… а он…

– Погодите, – догадалась Арина. – Вы что, беременны?

Шмыгнув носом, Ляля нервно кивнула:

– Пятнадцать недель. Наверное… – она как будто опять смутилась. – Он потому и уволиться хотел, чтоб сразу в деревню уехать, чтоб я… доносила на свежем воздухе, а не… – она многие фразы не договаривала до конца. То ли от непрерывно подступающих слез, то ли мысли разбегались.

И ведь не поторопишь – извольте радоваться, она еще и беременная, не дай бог в обморок грохнется, вон, бледная как утопленница. Да, жалко девчонку… Не ври, Арина, прошелестел в голове ехидный шепоток, ничего тебе ее не жалко, ты терпеть не можешь ангелоподобных созданий. Арине стало стыдно – шепоток был прав – но вместо человеческого сочувствия в голове крутилось: да ладно, поплачет и успокоится, наверняка найдется кто-нибудь, чтоб утешить, вокруг таких нежных ромашек всегда навалом благородных джентльменов, готовых обогреть беспомощную крошку и решить все ее проблемы. Тот же повар наверняка спит и видит, как будет Лялю утешать… Это было ужасно несправедливо, хуже того – это было категорически непрофессионально, но Арина ничего не могла с собой поделать. Уж если допрос не задался, то он не задался.

– Ляля, как вы думаете, кто мог Филиппа убить?

Тот же ехидный шепоток прошелестел в голове: эта сейчас скажет, что Светлана. Но прозрачные глаза явственно повлажнели, девушка замотала головой так, что Арина заметила три-четыре разлетевшиеся в стороны искорки – слезинки.

– Н-не знаю… Он со всеми ладил. Все думают, что раз такие танцы исполняет, значит… ну я не знаю… как будто грязный. А он совсем не такой был! В деревню хотел уехать, – повторила Ляля, словно цепляясь за это «уехать в деревню», как за кусочек бывшей прекрасной жизни, той, что в один момент стала грудой бессмысленных осколков, – дом построить… Добрый был. Когда у нашего охранника дочка заболела, мы деньги собирали, и Филипп отдал все, что на машину копил, представляете? Ему потом старуха машину подарила, а то он на такой развалюхе ездил, что стыдно…

– Старуха – клиентка?

– Ну да, – этот кивок разлетающимися слезинками не сопровождался. – У нее еще имя такое старинное… Калерия Стефановна, вот. Каждую неделю приходила, а то и не по одному разу… Она да племянница ее – самые частые были клиентки. Еще банкирша и из театра такая дамочка, но те пореже… А племянница старухина просто ненормальная, – внезапно выпалила девушка.

– В каком смысле?

– Вы что, не понимаете? – у Ляли презрительно дрогнула верхняя губа. – Ну… женщины, когда стриптиз смотрят, им кажется, что это их персонально соблазняют. Если приватный танец, то вообще… Типа этот мальчик в меня влюблен и все такое. Не все, конечно, но…

Ее манера не договаривать фразу – дескать, домысливайте, как хотите – начала Арину понемногу раздражать. Она поймала себя на том, что чуть ли не боится эту небесную Лялю. Собственно, не саму ее, а боится слово ей сказать построже – вдруг разрыдается. Да еще, может, и жаловаться пойдет. На жестокое обращение со стороны следователя. На жалобщицу Ляля не была похожа ничуть, но мысли в Арининой голове неслись именно такие: злые, несправедливые, раздраженные. Ну-ка возьми себя в руки, насмешливо скомандовал ехидный шепоток внутри. Сама в истеричку превращаешься, а на девочку ни за что злишься. Поставь себя на ее место: приезжая, квартиру снимает в каких-то курмышах, работа официантки – не курорт, только-только жизнь начала налаживаться – любовь, грядущая свадьба – и все в хлам. Как ни странно, совет внутреннего голоса сработал: безграничного сочувствия к Ляле Арина не ощутила, но и раздражаться перестала.

Ну девочка, ну глупенькая, ну приятно ей думать, что она ничем не хуже богатых успешных дамочек, что приходили любоваться на ее Филиппа. Даже лучше, раз уж он ее выбрал. Свысока на этих дамочек смотрит? Да ради бога! Если ей от таких мыслей легче – да пусть!

– Некоторые просто нос задирают, – продолжала Ляля, – раз на меня такими глазами смотрят, значит, я королева. А это ж профессиональный взгляд, часть номера и все. Но некоторым прямо башню напрочь сносит. Банкирша сперва такая же была, в последнее время поуспокоилась. А старухина племянница вцепилась в него, как пиявка. Истерики закатывала: милый, хороший, скажи мне что-нибудь ласковое. Климакс у нее, что ли?

Арина еще немного порасспрашивала девушку о чем попало – о клиентках, об атмосфере в коллективе, об отношениях с начальством – и отпустила ее.

И только через полчаса после ухода Ляли хлопнула себя по лбу – не спросила, где та живет. И телефон Лялин, как на грех, опять не отвечал. Что, если убийца Филиппа и ее решит ликвидировать?