Самовнушение, как ни странно, помогло. Но приступить к допросу она не успела.
– Мы уважаем вашу работу, – широко улыбнувшись, начал Владилен Евгеньевич.
Глядел он, однако, вопреки подчеркнутой учтивости слов, куда-то мимо Арины. Точно она была чем-то мелким, незначительным, вроде мошки, вьющейся возле лампы – и не мешает, но – смотреть еще на нее? Много чести! Впрочем, после истории с Кащеевым – вот уж кто заставлял чувствовать собственную ничтожность одним своим присутствием! – у Арины к подобным уничижительным взглядам развился самый настоящий иммунитет. Она легко, самым краешком губ, обозначила снисходительную улыбку: ты меня уважаешь, я тебя уважаю… может быть… но давай уже к делу.
– …и уважаем ваше время, – даже не запнувшись, продолжал адвокат. – Поэтому давайте его сэкономим. Моя клиентка готова поделиться любой необходимой следствию информацией, но исключительно по доброй воле. Она просто свидетельница, не более чем. Вот…
Он с точно рассчитанной небрежностью положил на стол тускло-красную книжечку – загранпаспорт. Рядом легла копия страницы с пограничными отметками. Даже заверенная нотариально – вот как господин, как бишь его, Марков подготовился. Марина Леонидовна Райская покинула пределы России за неделю до убийства Филиппа, вернулась через день после оного.
– Я планировала отдохнуть недели две, но когда узнала, вернулась, конечно… – тихо пояснила она.
Обидно, подумала Арина. Очень, очень обидно, если уж правду говорить. Она-то уже нацелилась… И тут на тебе: у главной подозреваемой – алиби. Хотя, с другой стороны, алиби, да еще такое убедительное, отчасти наводит на подозрения. Как в прошлый раз, когда одна из подозреваемых, якобы загоравшая в момент убийства на египетских пляжах, оказалась вовсе в другом месте. Правда, из подозреваемых в обвиняемые она так и не превратилась, но все-таки…
– Откуда, кстати, узнали о случившемся? – с улыбкой спросила она.
Райская пожала плечами:
– В интернете прочитала. И сразу позвонила Ренату Ильичу, он подтвердил, и я… какой уж тут отдых! – узкая, хотя и чуть пухловатая, идеально ухоженная ладонь, отягощенная сложными кольцами (их хотелось назвать перстнями), подчеркивая сказанное, сделала красивый, убедительный взмах.
– Вы его так любили? – осторожно предположила Арина.
– Любила?!! – голос неудавшейся подозреваемой сорвался. – Да я…
– Марина Леонидовна… – вкрадчиво прошелестел адвокат, ободряюще кладя руку на обшлаг ее костюма. – Вам совсем не нужно…
– Ничего-ничего, я скажу, – она выдернула свою руку из-под адвокатской. – В этом ничего такого… Мне стыдиться нечего! Любила?!! Я его ненавидела!
– Марина Леонидовна, – повторил господин Марков погромче и построже.
Но та опять не послушалась:
– Да, ненавидела, – она зло сверкнула идеально накрашенными глазами. – Думаете, алкоголики любят свою водку? Они ее ненавидят. А что толку? Знаете разницу между пьяницей и алкоголиком? Пьяница пьет, когда захочет, а алкоголик и хочет – пьет, и не хочет – все равно пьет. Вот я таким алкоголиком и была. А вы говорите – любила. Да, я хотела, я мечтала, чтобы он пропал! Чтоб он в тартарары какие-нибудь провалился! Он мне всю душу вымотал! Только знаете… – она вдруг как будто успокоилась, расслабилась: стиснутые руки легли на колено вольно, плечи расправились, спина распрямилась. – Все это на самом деле не имеет никакого значения. Да, я мечтала, чтоб он куда-нибудь провалился. Пусть бы на него сосулька свалилась или машина сбила. Или грабитель какой-нибудь по голове дал. И мне совсем не стыдно, что я желала ему смерти. Да, ненавидела и мечтала, но вряд ли стала бы убивать его собственноручно, – она саркастически усмехнулась. – Не настолько я с ума сошла… То есть сошла, конечно, но – не настолько, нет… Только вот уж плакать-то точно не стану. Кто бы его ни… кто бы это ни совершил, я на его стороне.
Вот вам и горячая поклонница. Куда уж горячее. И – умна. Что есть, то есть. И это печально, ибо в свете железобетонного, нотариально заверенного алиби всю схему допроса надо менять. Прямо вот на ходу.
– Вы с тетушкой вашей из-за Филиппа не ссорились?
– Ссорились? – Райскую предположение явно изумило. – С какой стати? Наоборот… Она… – женщина как будто смутилась. – Калерия подсмеивалась надо мной. Я старалась не показывать, конечно, но она замечала, она вообще была очень наблюдательная. Тетя была сложным человеком. И, как бы это сказать, довольно саркастичным. На всех свысока смотрела. И на Филиппа тоже: просто красивый мальчик, который, как она выражалась, неплохо и довольно умело скрашивает ее преклонные годы. Все повторяла, чем я хуже Елизаветы Второй? У той тоже с возрастом любовники все моложе и моложе становились. Только… – она вдруг осеклась. – При чем тут моя тетя? Она же умерла. И я не хочу об этом говорить.