– Кто ее разберет? – Гераська пожал плечами и тоже улыбнулся. – По мне – так тетка озабоченная… Так что, Сергеич сказал, вся компания опять тут соберется. И опять вроде Бабушинский приглашает.

– Понятно. Ну что же, и я приду.

– Только вот не знаю, выпустят ли меня к гостям? Гости-то отличные, на чай не пятачками дают, а когда раздухарятся, могут не то что «зелененькую» или «синенькую», а даже «беленькую» отвалить[8].

– На то они и богатые купцы, чтобы двадцать пять рублей на чай бросать.

– Так вот я и боюсь, что старые официанты передерутся за очередь таким знатным гостям услужать… – погрустнел Гераська.

– Это дело я улажу, – обнадежил его Денис, похлопав по плечу.

«Дело» обошлось всего-то в «красненькую», которую Иван Ильич обещался поделить с распорядителем Сергеичем по-братски – по пять рублей на рыло.

Потом Денис отправился в Колпачный переулок. Он уже всерьез беспокоился о Нарсежаке.

Федора словно корова языком слизнула. Зато прибыл еще один конверт – с инструкциями. Там была детально расписана информация, которую следовало донести до Элис: подробности предстоящей встречи российского императора с германским кайзером и детали процедуры подписания в Киеве договора с Австро-Венгрией о ненападении.

Оставалось только вернуться к Барсукову, вызубрить инструкцию и с горя лечь спать, чтобы утром вернуться в осточертевший «Метрополь».

Элис сидела в кондитерской. И одна.

– А где Кэти? – поцеловав ей ручку, поинтересовался Давыдов.

– О, Кэти… – почти натурально всхлипнула англичанка. – Дорогой, это ужасно! Она получила телеграмму, ей нужно срочно ехать в Париж.

– Что-то случилось?

– Ее отец отправился туда по делам… Но это же Париж! Там даже самый деловой господин в конце концов пойдет на Пляс Пигаль или в «Мулен Руж». Отец бедной Кэти попал в дурное общество… Там случилась драка, он пострадал, его отвезли в больницу!.. Телеграмму передал его секретарь…

– Может, проводить Кэти на вокзал?

– Нет, она уехала вчера, я сама ее проводила. Она была сильно расстроена, ей теперь не до светских бесед. Боже мой, более двух суток в поезде, одной, с самыми ужасными мыслями!.. Я хотела ехать с ней, но она отказалась. Потом я опомнилась – ведь я должна была дождаться тебя!..

– Пойдем наверх? – осторожно предложил Давыдов, горя желанием утешить расстроенную женщину.

– Да, пойдем, – Элис судорожно вздохнула и приложила платочек к губам. – Можно к нам… то есть, ко мне. Я оставила за собой номер, хотя жить там одной…

– Я знаю, чем тебя обрадовать, – сказал Давыдов с самой похоронной физиономией. – Я привез ответ. Ей-богу, дорогая, на душе неспокойно…