— Не знаю. Звонил ему недавно, спрашивал, что он думает по поводу этой гамбургской истории.

— И что же он тебе поведал?

— Да практически ничего. «Берлинер цайтунг» и та больше рассказала. А Олекс сообщил, что никогда раньше и не слыхал о Семецком. Врет, конечно.

— Разумеется, — улыбнулась Татьяна. — А ты хотел, чтобы он тебе по телефону начал вселенские тайны раскрывать. По этой части у нас только Шактивенанда мастак.

— Оставим Шактивенанду. Надеюсь, в этом номере нас не слушают?

— Нет, — ответила Верба уверенно. — О чем ты хочешь спросить?

— Ты знаешь, что в свой последний приезд в Берлин Семецкий жил именно в этом отеле?

— Он жил именно в этом номере, — уточнила Татьяна, — и даже пил коньяк вот из этого самого бокала.

— О, как! — я вмиг сообразил, на что она намекает. — И вы кувыркались с ним на этом самом ковре.

— Ты почти угадал, — сказала она спокойно. — Мы кувыркались на диване. Но ты же меня никогда и ни к кому не ревнуешь.

Я не сразу нашелся, что ответить. Мог бы, конечно, съязвить, мол, вот, оказывается, что называют теперь сложностями красивой жизни! Но шутить не хотелось, ведь я мгновенно вспомнил пленку, прокрученную мне Тополем, и свое странное ощущение от заочного знакомства с Эльфом. Неужели именно поэтому Семецкий вызвал во мне это сильное и непонятное чувство: ревность, зависть, стремление к конкуренции?..

— Видишь ли, Танюшка, — проговорил я медленно. — К Эльфу я как раз ревновал, но не тебя, а сам не знаю кого: всех сразу, весь мир, самого себя… Звучит абсурдно, но ведь это случилось до, и это было очень сильное чувство, хотя я видел Семецкого только на экране телевизора. Я тогда сразу понял, что не хочу видеть его в жизни.

— Вот, вот, Миша. Как только мы получили твою последнюю шифровку, Тополь сразу решил, что к Эльфу должна поехать именно я. «Мистика, — сказал Леня, — исключительно по твоей части. Я в ней ни черта не понимаю».

— Так значит, это была работа? — я махнул рукой в сторону дивана.

— Не знаю, — задумалась Татьяна. — Семецкий был потрясающий мужчина. Не влюбиться в него могла только снежная королева.

— А разлюбить?

— Ты про Нику? — поняла Верба. — Это совсем другая история. Я сейчас говорю о себе. Эльф был интересен мне во всех отношениях. Но, естественно, это была работа. Ведь именно я, в конечном счете, доставала эту гребаную взрывчатку для него и его бравых солдат. Мы слишком поздно поняли, что команда Большакова работает уже не на ЧГУ, а на Эльфа. Возможно, оно и к лучшему. Мы хотели, как всегда, наехать на Форманова и Грейва, а получилось, что сработали против Дитмара и кремлевской мафии.

— И что же из всего этого следует?

Она так быстро перескакивала с одного на другое, что я не успевал понять главного.

— А из этого следуют крайне интересные вещи. После гамбургского теракта в Кремле появилась принципиально новая концепция отношений с нашей службой. Фонд Би-Би-Эс, Спрингеровский центр и нас с Тополем они больше не считают своими прямыми врагами. Так что, Разгонов, Москве теперь по барабану, кто ты: Сергей Малин или простой писатель-фантаст.