А у меня внутри всё возликовало, будто я сразу пачку экстази проглотил. По жесту одзи мы опять потащили ифа к магниту. Иф уже почти не ругался и не звал на помощь, только скулил и размазывал кровь из ссадин. Руки его всё так же были стянуты. Секунды вязко капали в чёрную воду, почти неподвижную. Сухогруз вяло покачивался, но его свобода вот-вот могла закончиться на торцах магнитов. Ужас опять проник в меня.

– Бросай, Егор! – сказал Тони. Я отпустил лодыжку ифа и отступил от края.

Ковш покачнулся и перехватил ногу врага двумя руками, чтобы не выронить его. Его шатало, а лицо застыло в жуткой гримасе.

– Одзи, – просипел он. – Я не удержу! Сдохнет сейчас!… Я выроню его! Сейчас же включится! – Иф орал на одной долгой ноте, дополняя лязг кранов. – Егор, помоги! Парни, давайте отпустим его!

Камайну молчали, даже Гриб.

– Отпускай, – кивнул Сэйдзи.

Ковш упал на колени и пополз от края, вытаскивая за собой ифа. Магнит включился тотчас после того, как трусы пленника показались над пристанью. Ковш перевернул на спину разодранное в кровавые полосы тело фашиста и кое-как поднялся. Он обливался потом, несмотря на ледяной ветер.

– Осэва ни натта, одзи, – проговорил он, тяжело дыша.

– За что? – ласково спросил тот. – Ты не выполнил мой прямой приказ, дружок. Я сказал тебе бросить ифа, а не вытаскивать его.

– Что? – остолбенел Ковш. – Как?…

– Прощай, кусотарэ. – Тони поднял руку и вытянул её в сторону бывшего соратника. – С этой минуты Ковш, как преступивший законы камайну, не существует для банды. Контакты с ним запрещаются. Синдзимаэ! И забирай с моей территории это тухлое зелёное мясо, ты его заслужил. Чтобы через полчаса вас тут не было, а то полицию вызову.

Он отвернулся от Ковша и зашагал к своему байку. Я двинулся за ним, а камайну завели байки. Выруливая на прямую, свободную от грузов и каров, я заглянул за контейнерную гору и увидел, что Ковш сидит, сложив голову на скрещённые руки. А иф, как ни в чем не бывало, уже натягивал на себя одежду.

Возле той же самой тумбы с дешёвой рекламой, от которой мы отъехали только десять часов назад, камайну притормозили. Мне было нехорошо. Мало того, что мускулы ныли все до единого. Так ещё и в душе что-то тяжёлое ворочалось, холодное. Я нарочно эмпешку повеселее завёл, но она не помогла.

– Я провожу Егора? – спросил Гриб. Наверное, у меня плохая физиономия была, поэтому Сэйдзи кивнул, усмехнувшись. Глаза у него были острые и злые.

Мы с Грибом поехали в сторону моего маншёна. Гриб поставил свой байк в гараж, рядом с выходом, и поднялся со мной по лесенке на второй этаж. Он внимательно осматривался. Нам навстречу выкатилась на мароне Ёсико, заметила меня и хотела уже что-то крикнуть. Но потом зажала рот ладошкой, уставилась на Гриба и пропала за углом.

Гриб вошёл за мной в квартиру и разулся. Я зажёг свет и стянул мокрый суйкан.

– Охаё годзаймасу, дорогой гость, – сообщил сидор через динамики голика и мигнул «глазами».

Но Гриб не ответил моему роботу, пожал плечами и обогнул его стороной.

– Камадо не достаёт? – Он прошёл по кухне, отодвинул ширму перед входом в спальню и поглядел на протёртый футон. Потрогал зачем-то шкаф со шмотками, но внутрь не полез.

– Зачем? Я квартплату без задержек отчисляю… Беспорядков не чиню. Давай бакусю выпьем.