Наконец подъехала группа, и мы поехали на ферму к Марку Савуа.
Он живет в доме, который построил еще его прадед. Дом чудесный, просторный, деревянный, вокруг него растут деревья, которым неизвестно сколько лет, а когда мы подъехали, под деревьями были расставлены столы, уставленные бутылками красного вина, пива, всякого рода закусками, а чуть поодаль, словно танки в поле, высились две громадные жаровни, в которых готовились громадные куски индейки (даже не могу себе представить, каких размеров была эта птица — думаю, с хорошего козленка). Было человек пятнадцать, кто с инструментами, кто без. И все совершенно простые, естественные, неторопливые, основательные.
— Я стараюсь сохранить то, что для нас важно, — говорит Марк, — то, что касается нашего наследия. Наш язык, обычаи, культуру. Чтобы не дать нам стать американцами. Мы кейдженцы по благодати Божьей, и американцы по рождению. Кейдженцев не волнует то, что волнует остальную Америку… Нас не беспокоит богатство, насколько велик наш банковский счет, насколько дорогая машина или дом. У нас иные ценности, кроме материальных.
— В чем причина? Почему Америка стала обществом потребления?
— Я думаю, Америка стала обществом потребления из-за телевидения.
— ?
— Да, до этого люди больше стремились жить такой жизнью, какой я сейчас живу. Потом появилось телевидение. И стало необходимо носить обувь и одежду определенной марки, жить в новом доме. Нас заставляли избавиться от всего старого. А здесь старое ценится больше всего. Свое прошлое. Как вы узнаете будущее, если вы не знаете своих корней? Куда же вы придете?
Помолчал, потом сказал:
— Если бы я что-то мог сказать русским, я бы сказал, что американцы, которых им показывают по телевидению, на самом деле вовсе не такие. Это стереотип. Есть по-настоящему великие американцы. Если вы поищете, вы их найдете. Они везде. Так же, как в России, есть замечательные люди. У нас есть болваны, которые пытаются нами управлять, их нужно снять с постов. А, в общем, это замечательный мир. Ну, пошли выпьем.
И пошли. И выпили. А потом танцевали и пели, и Ваня достал свою гитару и спел утесовскую «Брянскую улицу», после чего мы с ним вдвоем спели «Темную ночь».
Расстались мы поздно ночью. В свете фар мы видели, как машут нам на прощание семья Савуа и многочисленные их друзья и знакомые, притащившие угощения для барбекю.
И это был день счастья.
Глава 14
Разговор со сверстником
Среди намеченных для посещения мест Ильф и Петров включили тюрьму Синг-Синг, расположенную недалеко от Нью-Йорка в городке Оссенинг. Авторы «Одноэтажной…» посвятили Синг-Сингу семь или восемь страниц своей книги, они подробнейшим образом описали и старый корпус, и новый, они текстуально привели слова помощника начальника тюрьмы, сожалевшего о том, что американская пенитенциарная система не ставит целью исправить человека, а только наказать; Ильф и Петров побывали и в помещении, где находился электрический стул, отметили, что должность палача чрезвычайно желанна, поскольку за каждое включение рубильника он получает сто пятьдесят долларов — нет отбоя от желающих. Они с присущим ему юмором рассказывают о том, как Мистер Адамс всенепременно хотел испытать электрический стул во всех подробностях (кроме, разумеется, главной). Но я читал и все пытался догадаться: для чего это описание?
Ведь чистые с хорошим воздухом камеры, в которых, помимо кровати и письменного стола, есть унитаз и радиоточка, а стены декорированы постерами роскошных девиц — это совершенно не похоже на русскую тюрьму. Не могли они не знать о том, как содержатся заключенные в СССР. Значит, они специально обращали внимание читателя на эту разницу в пользу Америки?
Еще одна любопытная деталь: они пишут о том, что попали в Синг-Синг в выходной день, когда заключенным было разрешено гулять во дворе. Там они увидели группу мужчин, игравших шарами в какую-то незнакомую им игру. Им объяснили, что это игра итальянская, и что в тюрьме очень много итальянцев. Но они вообще не пишут о чернокожих, что удивительно: сегодня афроамериканцы составляют восемьдесят процентов тюремного населения (и около десяти процентов населения страны), то есть тюрьмы отличаются «черным цветом». Если бы так было тогда, такие наблюдательные люди, как Ильф и Петров, несомненно обратили бы на это внимание. Значит, так не было? Почему тогда, всего лишь за полвека с небольшим, так радикально изменилась картина?
Мы в Синг-Синг не попали. Но посетили две другие тюрьмы, одну в городе Ливингстоне, штат Техас, другую в Луизиане. С нее я и начну, с самой большой тюрьмы в Соединенных Штатах Америки, название которой — «Ангола»…
В ней содержатся более пяти тысяч заключенных. И все они дожидаются своей смерти, потому что все они — за исключением человек десяти, приговоренных к смертной казни — приговорены к пожизненному заключению.
В «Анголе» нами занимался помощник начальника тюрьмы по связям с общественностью, некто Гарри Янг. Мужчина видный, здоровенный, усатый, лет пятидесяти пяти. Часто улыбается, любит сострить, ввернуть смачное словцо, дает вам понять, что вы — дорогие и желанные гости, но не спускает с вас глаз. Все вопросы — только ему, запрещено разговаривать с кем-либо из тюремного персонала без его личного разрешения, то же относится к заключенным. Жаль, конечно, что не было начальника тюрьмы, Берла Кейна, жаль, потому что говорят, что с его приходом порядки в «Анголе» радикально изменились.