— А вы обжаловали свой приговор?

— Да.

— Он на апелляции?

— Да, на апелляции. Не знаю, уже рассматривают ее или нет — я же здесь всего пять месяцев как приговорили к смертной казни. Может, и не дошла еще.

— Правда?

— Да, и неизвестно, когда дойдет и ею займутся.

— То есть это будет долгая история?

— Да, хотя, может быть, и не такая долгая. Может, года три-четыре, а по закону о противодействии терроризму меня могут и раньше шлепнуть.

— Но вы же не террорист?!

— Верно, но они считают, что любой заключенный, который есть в списке смертников — террорист.

— Вот как? А кто такие «они»?

— Это правительство штата, федеральное правительство, они считают нас террористами, и если бы сейчас началась война в Америке, они бы имели право нас всех тут же убить, так как мы представляем угрозу Соединенным Штатам Америки. Такое право дает им закон о противодействии терроризму — убить нас всех, если Америка сегодня начнет войну. Вот что это за закон. В соседней камере от меня сидит человек — так он ждет исполнения смертного приговора уже двадцать шесть лет, и в этом году они подтвердили решение о смертной казни. Апелляции идут не быстро, процесс долгий. Если у тебя нет хороших оснований для апелляции, то есть все шансы, что тебя казнят раньше…

— …Что вы думаете насчет так называемой «американской мечты»? Ну, если ты долго и усердно трудишься, если у тебя есть конкретная цель, если ты готов посвятить этому свою жизнь и так далее, то в итоге будешь вознагражден за свои старания и добьешься того, к чему стремился?

— Н-е-е-е. Для меня это, типа, как реклама. Ты можешь всю жизнь горбатиться, делать все, как надо, и все равно оказаться не в том месте. Понимаете, никто не ищет неприятностей, но от проблем не спрячешься. Ты просто можешь оказаться не в том месте, не в то время. Например, я сижу здесь и кто-то может взять и застрелить меня, а обвинят в этом вас, так как вы просто находились рядом. То есть вы не виновны, но все равно обвинят вас, ведь вы здесь рядом стоите, а того, кто это сделал, отсюда не видно, так что доказать вы этого сами не можете, и вас обвинят — и ничего вы с этим поделать не сможете… Вся эта фигня с «американской мечтой» ко мне уж точно никак не относится, я всю жизнь трудился, я работал с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать лет…

— Путешествуя по Соединенным Штатам, мы просим людей завершить предложение… Вот оно: «Для меня, лично для меня, быть американцем значит…»

— Ни-че-го! (смеется). Для меня это абсолютно ничего не значит, я и не задумываюсь, что значит быть американцем… Я никогда не думал об этом, никогда не говорил, типа «я люблю свою страну»…

— Кристофер, скажите мне вот что: почему вы согласились встретиться со мной?

— Я хочу, чтобы люди узнали, что здесь происходит на самом деле… Хочу, чтобы люди узнали, что здесь происходит. Потому что здесь к нам относятся хуже, чем к диким животным. А все, что вы здесь видите — это парадная часть, здесь все выглядит хорошо, здесь все такое аккуратненькое, беленькое, чистенькое, но там, внутри, полный беспредел…

— Вы сейчас говорите с очень большой аудиторией. Что бы вы им сказали? Что бы вы хотели, чтобы они узнали?

— Тем, кто в списке смертников, нужна помощь, нам нужна ваша помощь. Нам здесь нужно больше справедливости при определении списков смертников, больше справедливости во всей нашей несовершенной системе правосудия, всей Америке нужно побольше справедливости… Я считаю, что государству никого нельзя приговаривать к смерти, пусть Бог решает, кому жить, а кому — нет…