Еще когда мы только прокладывали предполагаемый маршрут и определяли возможные темы, возник вопрос о Вооруженных силах США. О них нет по сути дела ни слова в «Одноэтажной…». Но это неудивительно: тогда у США и не было вооруженных сил: не было ни призыва, ни по-настоящему развитой профессиональной армии. Я уже писал о том, что сомневался, позволят ли нашей съемочной группе пообщаться с военными. Писал я и о том, что, к немалому моему удивлению, разрешили. Вот мы и ехали теперь в город Норфолк, штат Вирджиния, где располагается самая большая в мире военно-морская база. Нас предупредили, что мы должны быть у главного входа базы ровно в восемь ноль-ноль утра, что должна быть только одна машина, что заранее мы должны сообщить фамилии и данные съемочной группы.

Нас встретила женщина в чине лейтенанта; тридцати с небольшим лет, никакого макияжа, на голове пилотка, черный китель и светлые брюки. Предложила (приказала) пересесть в ее микроавтобус. Перегрузили технику, сели, поехали. Въехали на территорию базы, остановились у КПП, за которым вдоль всего берега выстроились корабли — десятки и десятки. Выгрузились. У КПП нас дожидался мичман (фамилию забыл) лет двадцати пяти. Оказалось, говорит по-русски. Такое удачное совпадение. Повел нас на корабль — ракетоносный крейсер «Мыс Сент-Джордж».

Стоим на носу, разговариваем. Мичман — блондинистый, пухлогубый, глазки голубенькие, вежливый до одурения, через слово говорит «сэр», стоит чуть ли не по стойке «смирно». Почему-то явно нервничает. Начинаю понимать, почему: женщина-лейтенант, расположившись так, что не попадает в обозрение камеры, внимательно слушает наш разговор. Внимательно — не то слово. Она прямо шею вытягивает в нашу сторону. А мичман, после каждого моего вопроса косит глазом в ее сторону, будто спрашивает: «я правильно отвечаю?».

На палубе пусто. Ни одного матроса. Потом вдруг появляются четверо их, так метрах в двадцати.

— Можно, я поговорю с матросами? — спрашиваю.

— Да, сэр, конечно, — с явным облегчением отвечает мичман, — вон там, пожалуйста.

Подходим к матросам — Брайан, два оператора и я. За нами следует лейтенант.

Здороваемся, знакомимся, потом спрашиваю, случайно ли они тут оказались, или их специально выбрали для беседы. Матросы — высокие, молодые красивые парни явно смущены, но один говорит:

— Меня вызвали, сказали, чтобы я был. Вот я здесь.

Другие ухмыляются, кивают.

Я иду ва-банк:

— Вьетнамскую войну пытались оправдать «теорией домино», будто если не остановить красных там, падут все страны, потом постепенно что-то стало меняться.

Лейтенантша прямо превратилась в одно огромное ухо. Я продолжаю:

— Стали нарастать антивоенные настроения, вооруженные силы перестали пользоваться уважением и восхищением, которые были традиционны в Америке. Война была страшно непопулярна — но это была не вина военных, а политиков. Потребовалось время, чтобы вернуть уважение армии. А теперь Ирак, вы, конечно, в курсе того, как все это начиналось, война становится все более непопулярной, не опасаетесь ли вы того, что…

И тут вступила лейтенант:

— Сэр, пожалуйста, не задавайте политических вопросов рядовым.

— Хорошо, подскажите, какие мне задавать вопросы?

— Об их ежедневной жизни, о контактах с родственниками, и тому подобное…

Тут откуда ни возьмись появился второй по старшинству на корабле в сопровождении еще двух офицеров и довольно резко спросил меня, что это за вопросы я задаю, на что я ответил, что это вопросы, которые сегодня обсуждают по всей Америке.

— Рядовым не положено задавать политические вопросы!