– Нужны настоящие, чтоб стреляли. Меня блатные на зоне учили: если вынул волыну – стреляй. У лохов сразу снимается куча вопросов – не игрушка ли, есть ли патроны. Ну а куда стрелять – это вопрос другой. Можно и в потолок, чтоб все ровно сидели.
Аркадий кивнул:
– Я буду думать об этом.
Он действительно думал. Не только об ограблении, не только о больших и малых препятствиях на пути своего плана. Самое большое препятствие было у него в голове. Время шло, и надо было решаться. Сделать выбор и определиться: не то – оставить это игрой разума, не то сделать шаг из комнаты, начать действовать. Причем следовало торопиться.
– В квартал премия побольше, чем месячная, – рассуждал Аркадий, оттягивая решение.
– Сентябрь будет, осень, задождит, увязнем.
В этих краях в сентябре еще стояло лето, но проливные дожди уже случались.
– Можно еще зимой, когда все замерзнет. Опять же, из сэкономленных фондов будет тринадцатая зарплата.
– Ага, и каждый след как на ладони. Надо сейчас действовать.
Можно было попытаться отложить ограбление на следующее лето, но за год многое могло произойти, да и Пашка не понял бы своего командира.
Следовало действовать – жизнь определенно зашла в тупик.
Да и чем он, собственно говоря, рискует?.. Жизнью от зарплаты до зарплаты? Народу обещали достижения науки и коммунизм. Но что-то все не складывается у его строителей. Аркадий доживет до пенсии, а после, может, умрет без лекарства в той же палате, что и мама. Говорят, что предрасположенность к раку – это наследственное. И, быть может, век ему отмерен мелкий, воробьиный.
Глава 22
Во дворе, меж двух гаражей был зажат узенький сарайчик Лефтеровых. В нем хранилось домашняя всячина, два велосипеда – отцовский «ХВЗ» и подаренный Аркадию в четырнадцать лет «Аист». Еще там стоял когда-то мотоцикл, на котором отец и разбился. Судя по всему, в тумане его зацепил какой-то грузовик, отбросил в кювет. Отец умер не сразу, и его можно было бы спасти. Но никто не остановился, а виновного так и не нашли.
В тот год Аркадий в степях Монголии отдавал Родине долг, и домой он успел лишь к девятому дню, когда на отцовской могиле уж завяли печальные цветы. Мотоцикл затерялся где-то во дворах РОВД. Говорили, будто его подали на запчасти.
И вот, впервые за много лет, велосипеды были извлечены из сарая, помыты, смазаны. Сгнившие за столько лет камеры заменили новыми, купленными в спортмагазине «Олимпия».
На следующий день Пашка и Аркадий явились на работу на велосипедах, кои всю смену простояли в чулане при ленинской комнате. Отпросившись на два часа раньше, друзья покатили по Донецкому шоссе, затем свернули в поля. Те, впрочем, довольно быстро закончились – началась промзона, перемешанная с пустырями. Справа шла нить железной дороги, вдоль которой валялись брошенные товарные вагоны. Огонь, который порой полыхал на пустырях, съел дерево. Дожди и туманы изъели железо каркаса. И теперь остовы напоминали грудные клетки скелетов каких-то гигантских ящеров.
Затем быстрым серпантином дорога спускалась к едва заметной в камышах реке.
Столовая и контора карьера стояла за мостом на холме, в конце длинной аллеи.
Столовая уже была закрыта. Контора закрывалась тоже: мужичок в кепчонке возился с замком на деревянном слегка подгнившем крыльце.