Шику садится рядом, вопросительно заглядывая мне в лицо — не сердится ли Нар-одар? Нет, не сердится.

Запах по селению идет отвратный, темный, густой дым заполнил площадь. Огонь разгорается все сильнее, и постепенно становится неважно, что горит в нем. Из огня мы выходим и в огонь возвращаемся…

Знакомый звук заставляет вскочить. Шику не понимает в чем дело, но тоже вскакивает. На площадь с ревом врываются две боевые машины пехоты. Я стою спокойно — все равно не уйдешь, если пустят пулеметную очередь. Шику кидается вперед, пытаясь закрыть меня своей тощей спиной.

Я стою, хотя изображать спокойствие под двумя пушками не слишком комфортно. Крышка люка откидывается, несколько человек покидают БМП, рассредоточиваются по площади. Все они хорошо вооружены — винтовки, разглядел даже с подствольником, — но на военных не похожи. Мятежники, — догадался я. Вот с кем судьба свела.

Люди приближаются к нам, берут на прицел. Поднимаю руки, шипя мальчишке, чтобы убрался подальше. Шику похож на ощерившегося пса под дулом охотничьего ружья.

— Кто такие? Чего здесь бродите? — спрашивает, перекрикивая рев огня, худощавый человек лет сорока в замызганной куртке и камуфляжных штанах.

— Неместные мы, проездом тут, — не успев прикусить язык, несу я околесицу. Больно нелепы эти доморощенные вояки. Хотя рудник-то разорили, и шутить с ними не стоит.

— Да, вижу, что не местные, — хмыкает командир бригады, — особенно пацан твой.

— Пацана не тронь, — с угрозой делаю шаг вперед, короткой подсечкой отправляю Шику на землю, — он не из этих.

— А ты сам из которых? Одет, как ориман, да только кто вас разберет.

— Бывший командир десантно-штурмового отряда «Вепрь».

— О, как! — изумленно вскидывается главарь мятежников. — А чего ж бывший?

— В бегах.

— О как! — восклицают уже трое. — Чего натворил?

Равнодушно пожимаю плечами. Мятежники переглядываются.

— Серый, да он дурит нас, из живодеров он, погляди на его рожу! — выступает рослый рыжебородый мужик (про таких говорят — поперек себя шире). — Глаза нелюдские, как у тех, что детишек да баб…

— Заткнись, Гера! — сощуривается главарь и кивает мне. — Ступай в избу, побеседовать надо.

Но винтовку не опускает. Я усмехаюсь:

— Милости прошу, только ты вперед, а то еще запрешь меня и подожжешь дом.

— А ты непрост, — одобряет главарь, — пошли.