Взгляд украдкой в нашу сторону; ресницы, как крылья диковинных бабочек, хлопают медленно и удивленно.

— Ну, все, за мной, ребята, — направляется к двери Сергей. — Да сиди ты, рыжий, — добавляет он, обращаясь к вскочившему было Гере.

Мы с Шику безропотно следуем за командиром. Селяне таращатся на нас. Сергей, чем-то довольный, насвистывает незамысловатую мелодию. Сворачиваем в тихий дворик, командир стучит в ставень и тут же открывает дверь.

Дом, как каменный валун, врос в землю, окошки едва виднеются над обомшелым фундаментом. Три ступеньки вниз, и мы оказываемся в небольшом помещении. Здесь тепло и светло, в середине стоит удивительное сооружение из беленых кирпичей, от него идет уютный жар. В кухне по локоть в муке хлопочет женщина, высокая и статная, в длинной юбке и растянутой домашней кофте, волосы убраны под платок.

— Здравствуй, Вера, — наклонив голову в низком проеме, входит Сергей, — не приютишь ли жильцов?

— Отчего нет? — женщина бросает короткий взгляд в нашу сторону. — Втроем веселее.

— Ну, тогда распоряжайся, а я пойду. Да, и накорми гостей.

— Когда я, Сереж, гостей не кормила? — усмехается мятежница.

Командир повстанцев ушел, а хозяйка, отряхнув муку, протягивает руку в знак приветствия.

— Меня Верой звать.

— Я Дан, а это Шику.

У нее жесткое скуластое лицо с большим, но изящным носом и поджатыми тонкими губами. Под испытующим взглядом темно-синих глаз мне как-то неловко, будто я обманываю гостеприимную хозяйку.

— Мальчика устрой на печи, а сам будешь спать на лавке, вон там, — говорит Вера, — скидывайте вещи и мойте руки, завтракать будем.

Сложив ранец и оружие, повожу затекшими плечами. Шику жмется ко мне, приходится отправить его за шторку. Надо раздобыть ему человеческую одежду, наверняка у них тут есть, может, тогда вид мальчика не будет резать окружающим глаза. Кто знает, сколько нам тут жить до появления Алвано.

Вера показала, как пользоваться допотопным алюминиевым умывальником. Мою руки, хозяйка подает грубое, расшитое петухами полотенце и приглашает к столу. Из отверстия в беленой громаде — печке — Вера вынимает лист с румяными горячими пирогами, ставит перед нами, наливает из глиняного горшка в стаканы ледяное молоко. После плиток концентрата и мерзкой цаквы Верины пироги становятся для меня райской едой. Беззастенчиво набиваю живот под внимательным взглядом хозяйки, в ее глазах прыгают смешинки. А когда я, объевшийся, не могу сдержать зевок, она кивает на приготовленную — и когда только успела — на лавке постель.

— Отдохните с дороги, ребята, вечером Матвеич на танцы приглашает.

Сил удивляться уже не осталось, я засыпаю, едва голова касается подушки.