— Так и хорошо. Итак уже селить некуда…

— Это сейчас. А пройдет год, понадобятся тебе новые рабочие руки, а к тебе никто идти не хочет. Репутация полного отморозка и самодура никуда не денется.

— Да забудут все об этом через год!

— Э, нет! Годы еще помнить будут. В самый неожиданный момент аукнуться может. Вон того же Герцога взять… Ведь он поначалу тебе не уступал ни в чём? И народу вровень и организация как бы даже не лучше. Но он на поводу своих эмоций идет и потому успеха не добьется. Он империю точно не создаст, какие бы громкие прозвища он себе не придумывал бы. Развалится у него все. И, чем больше воли чувствам давать будет — тем быстрее развалится.

— Рационализм, говоришь?

— Да. Только так. Выгодно — невыгодно.

— Умный, — вновь с непонятным удовлетворением констатировал Гвоздь. И обернувшись к своим "генералам" заявил уже им: — А вы еще спрашивали, нафига мне самому ехать? Да любого из вас он на раз два вокруг пальца обведет. Будете делать то что ему выгодно, а не то что нам надо.

Генералы лишь молча хмыкнули, рассматривая меня как какую «неведому зверушку». А я чувствовал, что сил (главным образом моральных) у меня уже почти не осталось. Еще чуть-чуть и начнется отходняк. И этот говнюк меня тут же сожрет. Так что стоит форсировать эти переговоры.

— Ну то, что уничтожать нас ты не собирался — это было очевидно. И не за что, и не нужно оно тебе. А вот припугнуть… Надавить, чтоб сговорчивее был — это да. Это вполне в духе, так сказать… Давай, я скажу тебе, что я уже напуган до усеру, стал мягок и податлив и готов выслушать твое предложение, от которого не смогу отказаться, и ты наконец перейдешь к сути дела?

— Нагле-е-ец…! — с каким-то даже восхищением протянул Гвоздь. — Ну каков наглец? А? Вы только посмотрите на него.

— Прямая — это кратчайшее расстояние между двумя точками. Чем раньше ты выложишь, чего на самом деле тебе от нас надо, тем быстрее мы сможем это обсудить. А то у меня на сегодня много дел запланировано. И я сомневаюсь, что у тебя их меньше. Скорее уж, наоборот.

— Вот тут ты прав как никогда, — резко мрачнея заявил лидер Колхозанов. Он словно постарел на несколько лет. На лбу проявились морщины, стали виднее темные круги под глазами. Да и сами глаза красноватые, словно их хозяин уже которую ночь не может выспаться толком. — Не знаю, сколько под тобой человек ходит, а у меня их уже больше пятисот! Пятисот, Карл! И за всеми нужен присмотр. Ты не представляешь, что это за каторга! Всех нужно накормить, напоить, разместить где-то… И постоянно что-то случается! Война с Герцогом — это еще ладно. Но и без нее… То три придурка начнут бить стекла в Заозерном. Спросишь — зачем? А просто так… "Прикольно, гы-гы-гы". Или собачья стая в городе порвет отбившегося от остальных бойца. Или детишки, устроившие пожар у меня в поселке. Дом горел всю ночь и сгорел полностью. Ладно соседние отстоять удалось. Или другие детишки, никогда не топившие печь, умудрились закрыть вьюшку и угореть за ночь. Шесть трупов разом…

— Сочувствую. — Равнодушно, даже не стараясь, чтоб он мне поверил, заявил я. — Но можно поближе к делу?

— К делу… — Гвоздь обжег меня своим колючим взглядом и не стал больше тянуть кота за хвост — Можно и к делу. У меня в поселке было 86 домов. Два нежилых, с проваленной крышей, без окон и с гнилыми стенами. Еще три, наоборот — новенькие, уютные… Но без печей. В них котлы газовые стояли. Еще один дом сгорел, как я уже сказал. Итого остается 80. Не самых больших дома на более чем пятьсот человек! В каждом по шесть, по семь, даже по восемь человек живет! А народ все прибывает и прибывает. В Заозерном до Беды, говорили, больше половины населения всего Кургана жило. Под двести тысяч! И пусть не пережившие эпидемию составляли 80–85 процентов, все равно это десятки тысяч выживших детей! И это только с Зазика. Ладно хоть они во все стороны расползаются. И в Северный, и в Харчевку, и в Торфяники, и в Левашово, и к нам, разумеется. Да и в самом Зазике многие остаются. Хотя там, конечно, никаких условий…

— Ближе к делу, — вновь пришлось возвращать его к диалогу.

— Да. Дело простое. Можешь приютить у себя десятка три человек?

— Сразу нет, — категорично отказался я. — Это даже не обсуждается.

— Эй! Ты ж говорил, что стал мягок и податлив! И готов к переговорам. Разве нет? — Насмешливо возмутился Гвоздь. — А теперь даже договорить не даешь, сразу в отказ.

— Не смешно, — отрезал я и каменно замолчал, отказываясь пререкаться.

— А почему нет — хоть можешь объяснить?