— Я бы тоже с удовольствием поучился, — заявил он.
Патрульный засмеялся. Он медленно пошагал по тротуару.
Его напарник не обращал на них внимания, записывая что-то в блокнот, словно примерный ученик.
— А вот и командир отряда, — с издевкой бросил Артуру полицейский и прошипел, изображая ненависть: — Проваливай, кацап.
Дети взорвались смехом.
Лешек, Артур и полицейский ударили по рукам. Когда машина трогалась, Крайнув крикнул:
— Спокойной службы! Как всегда.
И обратился к детям:
— Переносим мероприятие. Сегодня гвоздь программы — Бондарук.
В этот момент из-за угла выбежал отец Аси. Мать трусила за ним, причитая умоляющим голосом. Петручук же не слушал ее. Он подошел, дернул дочь за рукав, а когда та стала упираться, влепил ей пощечину. На ее защиту встал Заспа, который прямым ударом левой положил Петручука. Послышался удар головы о бетон. Изо рта отца Аси полилась кровь. Мать упала на колени и зарыдала. Крайнув и Мацкевич приказали детям бежать, убрали транспаранты в машину и вызвали скорую.
Этой же ночью сгорел тарпан Мацкевича. Крайнува отстранили от учительской деятельности. Ася попала в СИЗО, поскольку была уже совершеннолетней, но провела там не больше четырех часов: адвокат Мацкевич выпросил у судьи освобождение под залог. Однако через месяц ее отчислили из белорусского лицея. Видео, на котором польская националистка подбрасывает собачью голову в окно управы, тут же попало в Интернет. В течение нескольких последующих лет люди будут рассказывать об этом событии как о начале польско-белорусской войны несмотря на то, что всем было известно, что это была одна из самых неудачных операций националистов. Собственно говоря, она спалилась на корню.
— Надо поговорить. — Саша догнала Домана у входа в участок. Тот едва держался на ногах от усталости. — Я, кажется, была последней, кто видел Бондарука живым.
Доман остановился.
— Почему меня это не удивляет? — пробормотал он. И добавил: — Ты в курсе, что тебя ищут?
— Кто?
Он не ответил. Пропустив ее вперед, сделал знак дежурному, что Залусская входит под его ответственность.
— Кошмар! — Он взлохматил волосы, поднял пальцем веко, показав красный от перенапряжения глаз. Поставил перед ней банку колы, развалился на стуле напротив. Пахнуло потом.
— Что на этот раз?
— Он вчера показал мне могилу Степана и ксендза. Не знаю, можно ли ему верить, но он рассказал всю свою историю. Думаю, он погиб между двумя и шестью часами утра.
— А ты типа патологоанатом?