В окно она увидела мать. Как ни странно, без постоянной сигареты во рту. Это слегка обеспокоило Ивону. Вожена направлялась к дому уверенным шагом, держа под руку пожилую женщину в платке. Портниху посоветовал Петр и попросил уважительно к ней относиться.

— Алла — моя кума, — предупредил. — Почти родственница.

Почти, потому что большинство его настоящих родственников были уже мертвы либо обустраивали собственные могилы, как ровесники Ивоны новые дома.

— Еще и такой старый, — прошипела Аня Касе. — Он мог бы быть моим дедом.

— Или прадедом. Моему деду еще далеко до шестидесяти, — заявила Кася гораздо громче. И вдруг бросила юбку с отвращением. — Ты видела? На ней личинки моли!

— Так не трогай! — Ивона раздавила пальцами насекомое и положила юбку на место, после чего повернулась к подруге и заявила: — Я все слышала. Да, он старый, но очень хорошо ко мне относится.

— А как ты будешь с ним целоваться? У него усы!

— Главное, что зубы у него свои, — подытожила Кася. — А то без зубов было бы трудновато. Я знаю, потому что Генке однажды выбили по пьяни.

— Свои? — переспросила Аня, но тут же с отвращением скривилась и махнула рукой. — Хотя, уж лучше не знать.

Ивона с сочувствием взглянула на подруг.

— Мне не придется с ним целоваться.

— Как это? Ведь это будет твой муж.

— Нет, и все.

— А тебе какое дело? — Кася прибавила звук в телефоне. Сейчас в моде была Маргарет. — Достаточно того, что он богатый. Правильно делаешь, Ивка.

Она вытащила пилочку из целлофановой сумочки а-ля Шанель и начала старательно выравнивать поврежденный ноготь. Розовый лак отскакивал целыми кусками, но Кася не обращала на это внимания. Доведя дело до половины, она достала пузырек лака и закрасила прорехи, не утруждаясь удалением культурных слоев, и принялась сушить ногти, резко размахивая руками. Сейчас она напоминала выброшенного на берег тюленя. Ногти еще не высохли, когда она указала на свадебный наряд.

— Может, у него есть подходящий друг? Тогда я бы тоже такое надела. Чем старше, тем лучше. Быстрей помрет.

— А если Квак придет на свадьбу? — решилась спросить Аня.

— Не придет. — Ивона смерила ее взглядом, и подружки поспешили пересесть на скрипучий диван, после чего принялись заглядывать под пленку, которой был накрыт телевизор. Она по-настоящему удивилась тому, как быстро они замолчали.

— Если явится и устроит спектакль, то он покойник, — услышала она за спиной решительный голос матери. Это объясняло поведение подруг.

Рядом с Боженой, на столике, сделанном из старой швейной машинки «Зингер», пришедшая в дом старушка раскладывала цветные нитки, сняв с головы узорчатый платок и накинув его на плечи, как бы обозначая свою готовность к примерке. Почти совершенно белые волосы ее были заплетены в тонкую косицу, приколотую вокруг головы невидимками. Ивона едва поборола отвращение. Она кивнула старушке, но не сделала ни шагу в ее сторону, несмотря на то что та выглядела довольно приветливой. У нее почти не было морщин, а ее светло-зеленые глаза излучали доброту и спокойствие. К сожалению, от нее исходила жуткая вонь. Под ногтями — «траур». Наверняка она давно не мылась и при этом страдала недержанием мочи. Игла в ее руках дрожала, она с большим трудом вдела нитку в иголку. Даже не верилось, что это лучшая вышивальщица в округе и мастерица народного костюма. К тому же немая. За все время она не произнесла ни слова.