— Зато я не растратил жизнь на ожидание того далекого дня, когда эта жизнь наконец начнется.
— По-твоему, так сделал я? — спросил Боб.
Кузен Марв потянул рычажок, чтобы опустить ноги на пол.
— Именно. Так что пошел к черту со своими жалкими мечтами. Когда-то меня боялись. А тот барный стул, на который ты усаживаешь старую каргу? Это же был мой стул. И никто не смел на него садиться, потому что это был стул Кузена Марва. И это кое-что значило.
— Нет, Марв, — сказал Боб, — это был просто стул.
Кузен Марв снова перевел взгляд на телеэкран. Теперь там были «Бумер» и Джастин Бибер, которые зажигали вовсю.
Боб подался вперед и проговорил, очень тихо, но отчетливо:
— Ты снова решился на какой-то отчаянный поступок? Марв, выслушай меня. Услышь меня. Ты, случайно, не задумал что-нибудь такое, отчего на этот раз нам будет не отмыться?
Кузен Марв откинулся в кресле, чтобы подставка для ног снова поднялась. Он даже не посмотрел на Боба. Закурил сигарету.
— Пошел на хрен. Я серьезно.
Боб установил клетку в дальней части бара, постелил в нее одеяло, набросал игрушек, но пока что позволил Рокко побегать. Самое ужасное, что может сделать щенок, — нагадить где-нибудь, но для подобных случаев есть шланг с водой и моющие средства.
Боб встал за стойку бара. Вынул из пальто сверток с десятью тысячами долларов и положил на полку рядом с тем самым девятимиллиметровым полуавтоматическим ружьем, которое Кузен Марв мудро решил не трогать во время ограбления. Он задвинул деньги и ружье в темные недра полки с помощью нераспечатанной пачки картонных подставок под пиво. Затем положил на полку еще одну пачку подставок.
Он наблюдал, как Рокко носится и все вынюхивает — главное занятие в жизни, — и без Марва на том месте, где он должен быть, где был всегда, каждый дюйм этого мира казался Бобу зыбучим песком. Неизвестно, кому верить. Не знаешь, куда ступить, чтобы не провалиться.
Как до такого дошло?
Ты впустил этот мир в свою душу, Бобби, проговорил голос, ужасно похожий на голос его матери. Ты впустил в душу мир, насквозь пропитанный грехом. И единственное, что скрывается под его покровом, — тьма.
Но… мама?
Да, Бобби.
Просто пришло время. Я же не могу жить только мыслями о другом мире. Я вынужден жить здесь и сейчас.
Так говорят падшие. Так они говорят с начала времен.
Тима Бреннана, едва волочившего ноги, привели в комнату для посетителей медицинского центра «Конкорд» и усадили на против Торреса.