— Удачного дня, Дот! — отозвался Кузен Марв.

— И тебе! Поешь перед уходом! — крикнула Дотти.

Дотти с Бобом расцеловались, после чего она ушла.

Боб прошел по коридору к гостиной, обнаружил Кузена Марва в широком кресле перед телевизором. Показывали предматчевое шоу, Дан Марино и Билл Коухер играли на доске в крестики-нолики в своих костюмах за четыре тысячи баксов.

— Дотти велела тебе поесть, — сказал Боб.

— Дотти много чего велит, — сказал Кузен Марв. — И делает это чертовски громко.

— Как еще до тебя достучаться?

— Ты это о чем? Что-то я не соображу.

— Сегодня самый главный день в году, а я не могу до тебя дозвониться, — сказал Боб.

— Я не приду. Позвони в «Бармена на смену».

— Позвони в «Бармена на смену», — передразнил Боб. — Господи! Я уже позвонил. Сегодня же Супербоул.

— А я тебе на кой хрен понадобился?

Боб сел в другое широкое кресло. В детстве он любил эту комнату, однако годы шли, а она оставалась точно такой, как была, если не считать, что каждые пять лет появлялся новый телевизор, и теперь вид этой комнаты надрывал Бобу душу. Комната походила на календарь, который никто больше не удосуживается перелистывать.

— Ты мне не нужен, — сказал Боб. — Но неужели ты пропустишь день, который приносит столько чаевых?

— О да, теперь я работаю за чаевые. — Кузен Марв уставился в экран. На нем была нелепая спортивная фуфайка в красно-бело-синих цветах футбольного клуба «Пэтриотс» и такие же штаны. — Ты когда-нибудь видел имя на вывеске бара? Так это мое имя. Знаешь почему? Потому что когда-то это был мой бар.

— Ты носишься со своей потерей, словно с единственным здоровым легким.

Кузен Марв резко повернул к Бобу голову и сверкнул глазами:

— Что-то ты стал больно развязным с тех пор, как подобрал этого пса, которого ты путаешь с ребенком.

— Ты не можешь вернуть все обратно, — сказал Боб. — Они надавили, ты дал слабину, все кончено. Все давно кончено.

Кузен Марв потянулся к рычажку на боку кресла: